"Мишель Рио. Архипелаг" - читать интересную книгу автора

гротескными орнаментальными украшениями и раскрашенное кричащими красками.
Изготовленное специально к этому случаю в мастерской скульптуры и лепки, оно
свидетельствовало о необузданном разгуле саркастической фантазии. Несколько
таких шедевров нарочито дурного вкуса были выставлены как в учительском, так
и в ученическом клубе. Мадемуазель Аткинс протянула мне трофей. Я зажал его
под мышкой, ожидая традиционного рукопожатия. Но она, шагнув ко мне ласково
поцеловала меня в обе щеки. Это была мимолетная ласка, легкое прикосновение
губ. Воцарилось молчание. Его прервал Рантен.
- Право слово,- заявил он, - если уж нарушать традицию, не будем
останавливаться на полпути, даже если это нарушение сродни убийству.
И он засмеялся, что было совершенно необычно. Его замечание было
встречено оглушительной овацией. Я бросил взгляд на Алана. Он аплодировал,
поглядывая на меня с дружелюбной иронией.
Около часа ночи, когда я уже уложил в чемодан почти все необходимое для
моего переселения в дом Александры Гамильон, в дверь моей комнаты постучали.
Это был Алан.
- Пошли, - сказал он.
- Куда?
- Увидишь.
Я в недоумении следовал за ним по коридорам и лестницам, погруженным в
сумрак, который рассеивало только тусклое свечение ночников. Мы вышли в парк
и двинулись по главной аллее, по которой я шел накануне, до пересечения
дорожек неподалеку от северных ворот. Справа в кромешной тьме среди дубов
терялась аллея, которая вела к частным владениям Александры Гамильтон. Алан
свернул налево к большому флигелю для персонала, куда мы вскоре и пришли.
Здесь царило безмолвие. Прямоугольники света, просачивавшегося из четырех
окон верхнего этажа, оттеняли сплошную черноту фасада. Алан без колебаний
вошел. Я последовал за ним до верхней площадки широкой лестницы, потом по
коридору, где только редкие ночники источали неяркий желтый свет, с трудом
отражавший натиск тьмы. Алан постучал в какую-то дверь. Открыла нам
мадемуазель Аткинс.
Два часа спустя мы с Аланом молча сидели бок о бок на скамейке в парке.
Мои мысли, осаждаемые еще свежими в памяти мощными и смачными видениями,
взбудораженно блуждали, успокаиваясь по временам, когда их невольно
отвлекало созерцание ночи. Проникавший сквозь деревья неутихающий восточный
ветер обдувал своим ласковым и свежим дыханием прогалины парка, контуры
которого очерчивала высокая полная луна, выявлявшая все разнообразие
тончайших оттенков черного и белого, все изыски светотеней. Колледж, который
с одной стороны обводила темная масса деревьев, а с другой - молочные
плоскости лужаек, являл взору гладкую блеклость своей крыши, отражавшей
небесные огни, и сумрачную поверхность фасада, на котором едва заметно
выделялись более темные очертания дверных и оконных проемов. Отдаленно и
ровно шумел истомленный прибой, непрерывно накатывающий на песчаный берег.
Но умиротворение реального мира вновь нарушали грозовые мечты.
Эти мечты были сотканы из отвращения и страсти, из утраченных иллюзий и
начатков нового знания. Я преодолел ров, обнаружившийся между мной и Аланом,
но преодолел без робких предосторожностей, сопровождающих обычное
посвящение, без глупой и отрадной, даже если она иллюзорна, восторженности
чувств. Все совершилось с изощренным распутством и варварской грубостью, и я
не знал, смогу ли выдержать теперь шок отдачи. Сначала Алан в своем