"Мишель Рио. Архипелаг" - читать интересную книгу автора

- Орас Пюппе, - сказал он с невозмутимым спокойствием, -отвратительное
повествование о твоих жалких подвигах мешает мне играть в карты. До сих пор
люди более или менее достойные (заметим в скобках, таких здесь немного) были
настолько снисходительны, что терпели безвкусицу, составляющую самую суть
твоего существования. Но ты злоупотребляешь их благодушием. Из чувства
элементарной благодарности тебе следовало бы стараться быть как можно более
незаметным. Ты же не просто продолжаешь существовать, что, по-моему, само по
себе неприлично, ты еще и разглагольствуешь. Ты кстати и некстати испускаешь
звуки, которые заменяют тебе голос. Содержание этого гула, на мой взгляд,
заслуживает кое-каких комментариев. Твои родители, наверняка разбогатевшие
лавочники, не внушили тебе, что по отношению к женщине, какой бы она ни была
и что бы ни делала, порядочный человек в присутствии третьих лиц подчиняется
категорическому императиву сохранения тайны. По твоей озадаченной физиономии
я вижу, что ты не имеешь понятия о значении слова "порядочный", которое я
упомянул. Если бы в твоем лепете проявлялось хотя бы не лишенное красочности
воображение, наклонность, пусть даже ничтожная, к извращению. Но куда там.
Чувственности в тебе не больше, чем в высохшем пне. То, как ты повествуешь о
своих успехах, неважно, подлинные они или мнимые, свидетельствует о том, что
эротика была и остается для тебя недоступной. Совершенно очевидно, что
главное для тебя не наслаждение, а страх обнаружить свою мужскую
неполноценность. Ты думаешь не о том, как вкусить упоительную радость игры
плоти и духа, а как придать хотя бы некоторую отверделость никчемному
привеску, болтающемуся у тебя между ног. Случай почти классический. Чем
громче слова, тем сильнее страх, а дела, если уж они имеют место, ничтожнее.
Никогда не пробудить тебе ни в одной женщине, да и в самом себе, подлинную
жажду наслаждения. В крайнем случае ты сгодишься для воспроизводства себе
подобных. Ты во всех отношениях животное.
Ответом на эту длинную оскорбительную речь было мертвое молчание. Алан
вообще любил прибегать к сарказму, но никогда еще его ирония не достигала
такой жестокой проницательности, такой убийственной отточенности в желании
унизить. Под его показным спокойствием чувствовалось холодное бешенство,
необъяснимое и совершенно несоразмерное ни с внешним поводом, вызвавшим эту
злобную вспышку, ни с ничтожностью самой жертвы. Все ждали реакции Ораса
Пюппе. На мой взгляд, всякая попытка с его стороны дать словесный отпор
Алану была бы смешной, ему оставалось одно - умереть или ответить кулаком.
Он ответил кулаком. Орас отличался недюжинной силой, которой весьма кичился,
но в движениях был так же медлителен, как в словах, что и дало возможность
Алану закончить свою убийственную речь. Зато под небрежной повадкой Алана
крылась необычайная подвижность и ловкость, а под худощавой
стройностью -железная мускулатура. Я не раз испытал это на себе, когда во
время уроков, отведенных спортивной борьбе и военному искусству, мы вступали
с ним в единоборство. Алан легко уклонился от удара и тут же нанес ответный.
Его кулак угодил прямо в лицо противнику, тот пошатнулся. Второй удар по
тому же месту оказался еще более сокрушительным. Орас рухнул, несколько
мгновений провалялся на полу, потом со стоном попытался встать. Алан, уже не
владевший собой, явно ждал, пока тот встанет, чтобы ударить снова. Я
бросился к нему, схватил за руку и оттащил назад с криком: "Ты с ума сошел!
Убить его хочешь?" Он поглядел на меня ненавидящим взглядом. Потом, сделав
над собой громадное усилие, перевел дух. Коротким движением вырвал у меня
руку. И не торопясь вышел из клуба. Тем временем Орасу удалось наконец