"Семен Ефимович Резник. Вместе или врозь? (Судьба евреев в России)" - читать интересную книгу автора

околесицу собрату-еврею, то есть с ним спорили, горячились, иногда даже
грозили рукоприкладством, но все-таки принимали за своего, то теперь он стал
посланцем "начальства", от которого ничего, кроме неприятностей исходить не
могло. Спорить с ним, возражать ему стало опасно. С ним соглашались, кивали
головами, поддакивали, но только для того, чтобы, выпроводив с почетом,
молить Бога, чтобы он никогда больше не появлялся со своими бесовскими
проектами. Оказавшись совершенно чужим среди евреев, а потому ненужным и
правительству, убедившись в бесплодности своих усилий и глубоко
разочарованный, Лилиенталь, наконец, осознал, что ничего путного из его
затеи выйти не может. Этим и объяснялось его "бегство" в Америку.
В намерении правительства насаждать светское образование среди евреев
просматривалась оборотная сторона той же рекрутчины. Российская власть и
значительная часть общества усвоили предрассудки и предубеждения
предшествовавших поколений (вспомним Державина). Они были убеждены во
вредоносности евреев, а причину этой вредоносности видели в их религии. То
была нетерпимость, унаследованная от предыдущих поколений и восходящая к
фанатизму христианской церкви раннего средневековья. По инерции она
продолжала культивироваться, не подвергаясь критике или пересмотру.
Не имея ни малейшего представления об иудаизме, власти, тем не менее,
не сомневались в том, что религия воспитывает в евреях враждебность к
христианскому миру; что она внушает им отвращение к производительному труду;
позволяет и даже поощряет любые аморальные действия по отношению к
христианам; что основные заповеди иудаизма, известные из Библии, - не убий,
не укради, не лжесвидетельствуй и т. д. - обязательны для евреев якобы лишь
в отношениях между собой; что будто бы в Талмуде (которого никто, конечно,
не знал) имеются секретные предписания, гласящие, что неевреев можно и даже
богоугодно и убивать, и обкрадывать, и эксплуатировать, выцеживать кровь из
христианских младенцев, лишь бы - не попадаться.
Предубежденному юдофобскому сознанию еврейство представлялось чем-то
вроде сплоченной мафии или секретной организации, спаянной общей враждой ко
всему остальному миру. Свою собственную иррациональную вражду к евреям
юдофобы "рационализировали", приписывая свои постыдные чувства тем, кого они
ненавидели. В России такие представления о евреях были характерны не только
для отдельных групп населения, но они лежали в основе государственной
политики. Потому и для "перевоспитания" евреев государство видело только
одну возможность: вырвать подрастающее поколение из-под влияния старшего,
побудить его к переходу в христианство или хотя бы максимально ослабить на
него влияние "религиозного фанатизма" еврейской среды. Если забривание в
солдаты детей было одним из средств достижения этой цели, то светское
образование мыслилось как другое такое средство.
Однако до того, чтобы насильственно загонять еврейских детей в светские
школы (как их сгоняли в школы кантонистов), правительство не дошло - на это
не хватило "энергичности" даже у Николая Павловича. А добровольно еврейские
массы на это не соглашались. Как констатирует Солженицын, "если к 1855
только в "зарегистрированных"[79] хедерах училось 70 тысяч еврейских детей -
то в казенных училищах обоих разрядов всего 3 тысячи 200" (стр. 124). Это
через одиннадцать лет после "бегства" Лилиенталя.
Бесплодные усилия были прекращены с воцарением Александра II, и именно
к этому времени относится перелом в отношении к светскому образованию в
еврейской среде. Поучительный урок: как только "начальство" перестало