"Герберт Розендорфер. Кадон, бывший бог " - читать интересную книгу автора

раз и навсегда, тем более такие несуразные клички, как Матрас-Епископ. На
этом визитные карточки закончились. (Надеюсь, я все правильно сосчитал.)
- Почему несуразные? - возмутился Матрас-Епископ.
- Ну как вам сказать, - пожал плечами фон Харков, - ведь в Фульде у вас
теперь фактически два епископа. И как мне обращаться, если придется писать
письмо вашему католическому коллеге? "Уважаемый тот, который не матрасы"?
Когда он давал мне свою визитную карточку, я хотел отказаться, чтобы у
г-на Эпископи осталась хотя бы парочка про запас, но он возразил:
- Не думаю, чтобы в этом безнадежном тупике мироздания еще кому-нибудь
и когда-нибудь понадобились мои визитные карточки.
Что ж, он оказался прав. То, что наш остров называется Гефиона, мы
тогда не знали. Или: я-то знал, но остальные семнадцать человек - нет.

* * *

Пожалуйста, представьте себе - тут я прошу особого внимания ко всему
описываемому, чтобы вам стали по-настоящему ясны все необычайные,
чрезвычайные, выходящие за рамки любых представлений сложности нашей
тогдашней ситуации, - представьте себе кресло со спинкой и подлокотниками
совершенно гигантских размеров, по самое сиденье утопленное в воде, причем
вода эта, как уже упоминалось, была зеленой, ледяной и медленно колыхалась,
как масло, отливая то черным, то мертвенно-белым. Так выглядел остров
Гефиона с этой стороны. Оба "подлокотника", левый немножко выше правого,
высотой примерно двести - двести пятьдесят метров, круто обрываются в море.
Верхние концы "спинки" (из которых на этот раз правый выше левого), имеют в
высоту где-то две тысячи метров и, судя по всему, заросли льдом сверху
донизу, хотя в точности этого нельзя было определить, потому что обе вершины
покрыты туманом. Перед нами, оказавшимися, так сказать, на "сиденье" кресла,
простиралась обширная, покрытая галькой равнина, постепенно возвышавшаяся и
переходившая в "спинку" упомянутого кресла, объединявшую обе вершины на
высоте метров девятисот. Или: представьте себе кафедральный собор с двумя
остроконечными башнями, а спереди у него две низкие пристройки, вроде лап
дракона, свешивающихся прямо к воде, - в общем, как-то так.
Определение "негостеприимный" по отношению к этому острову - более чем
комплимент. Ветер набрасывался на него, будто пытаясь сдуть. Уцелевшие дамы
судорожно вцепились в его скалистые блоки. Хотя им это в конце концов
нисколько не помогло.

Или вот: двузубая вилка, высунутая из океана каким-нибудь подводным
великаном. Для потерпевших кораблекрушение это, конечно, выглядело
устрашающе, тем более что остров и так не лучился гостеприимством. По
крайней мере с этой стороны; что было с той стороны, мы просто не знали.
Здесь, на этой стороне все было серым. Темно-серым, светло-серым, мышиным,
пыльным, пепельным, сероватым, хероватым, и даже зелень, белизна и
голубизна, которых там и так было мало, отливали, если можно так выразиться,
все тем же серым. Лишь чернота никому не уступала своего первенства, да еще
иногда проблескивала желтизна над горизонтом. Нельзя было сказать, что
пейзаж вселяет надежду когда-нибудь порадоваться голубизне неба.
Берег крутой, настоящий обрыв, и под ним ни пляжа, ни отмели,
простирающихся хоть на сколько-нибудь сантиметров; просто скала. Сплошной