"Герберт Розендорфер. Латунное сердечко или У правды короткие ноги" - читать интересную книгу автора

этот ваш материал о бутларовцах, увы, никак не укладывается в схему
веселенького мюзикла.
- Из этого тоже можно было бы сделать мюзикл, - предложил Альбин
Кессель.
- Вы шутите, господин Герстенфельдер? - возмутилась фрау Маршалик.
- Шучу, - вздохнул Кессель, - конечно, шучу.
- Жаль было бы портить такой материал, - сказала фрау Маршалик и
поднялась с места. Кессель тоже встал. Ни одного автора, если он, конечно,
не был законченным графоманом, здесь не принято было отпускать несолоно
хлебавши, то есть ему никогда не говорили прямо, что его материал не
пойдет - Я оставлю себе копию, если позволите - И она крикнула в соседнюю
комнату: - Фрейлейн Люпус, сделайте, пожалуйста, ксерокс заявки господина
Герстенфельдера, тут всего четыре страницы. В двух экземплярах!
- То есть господина Кесселя? - уточнила фрейлейн Люпус.
Фрау Маршалик покачала головой:
- Конечно, Кесселя! Извините, господин Кессель. Я подумаю насчет вашей
заявки. Тем более, завтра мне все равно идти к главному - посмотрим, что он
скажет. Я вам позвоню. Ах да, вы же уезжаете в отпуск. Когда вы
возвращаетесь?
- Через три недели.
- Это у нас будет, - фрау Маршалик перелистала календарь, - двадцатое
августа. Значит, я позвоню вам после двадцатого - Альбин Кессель видел, как
она записала на еще чистом листке с датой "23 августа, понедельник":
"позвонить Герстенфельдеру".
Вошла фрейлейн Люпус и передала фрау Маршалик восемь страниц ксерокса,
а Кесселю - четыре страницы его оригинала.
- Что ж, желаю вам хорошо отдохнуть, - сказала фрау Маршалик. -
Счастливого пути, господин Кессель!
У Кесселя, конечно, был в запасе еще один сюжет, явно более походивший
на "веселенький мюзикл, набросанный небрежными мазками" и лучше
вписывавшийся в трехбуквенную схему главного редактора, чем история о
бутларовцах: фильм о Винченцо Беллини. Недавно Кесселю довелось прочесть
биографию этого композитора, года два назад впервые напечатанную на немецком
языке. Жизнь Беллини, полная музыкальных триумфов и любовных драм, была
достойна пера Гофмана. Якоб Швальбе, хорошо разбиравшийся в таких вещах,
как-то рассказывал, что современные композиторы-"электронщики" очень не
любят Беллини. Они считают его "фанатиком мелодии". Уже одно это, заявил
Швальбе, говорит в пользу Винченцо Беллини, особенно его дуэт Норма -
Адальгиза в "Норме", эта совершенно дионисийская пьеса, перед очарованием
которой никто не способен ус тоять. Беллини, объяснил Швальбе, вообще был
одним из немногих, у которых было то, что называется Tesprit", то самое
"эспри", которым он поражал слушателя в самое сердце, лишая его возможности
даже пошевелиться и заставляя выслушать до конца все, что он хотел ему
сказать; и Беллини, этот бессовестный мальчишка, пользовался своим "эспри"
сверх всякой меры. Однако получалось у него это великолепно. "Ни у кого из
теоретиков, - говорил Швальбе, - если им, конечно, не медведь на ухо
наступил, до сих пор не повернулся язык обругать Беллини. Музыка Беллини
вообще не поддается теоретическому осмыслению, это - то самое остановленное
мгновение, которое всегда прекрасно. Если сравнивать его с Бетховеном,
писавшим свои поздние струнные квартеты практически в то же время, то