"Герберт Розендорфер. Латунное сердечко или У правды короткие ноги" - читать интересную книгу автора

Фрау Маршалик рассмеялась.
- Однако это еще не конец, - неумолимо продолжал Кессель. - Кружок в
Аллендорфе просуществовал два года, пока их кто-то не заложил. Членов кружка
обвинили в безнравственности и святотатстве и выслали из Касселя. Тогда они
перебрались в Засмансхаузен - где это, я еще не успел выяснить, - и там тоже
нашли единомышленников. Однако и тут бутларовцы пробыли недолго: их чуть не
арестовали и они бежали в Кельн. Там Ева фон Бутлар вместе со своими
друзьями перешла в католичество...
- Это ужасно интересно! - воскликнула фрау Маршалик.
- Впрочем, всех перипетий, которые пришлось пережить бутларовцам, я
пересказывать не буду, это отняло бы слишком много времени, - продолжал
Кессель. - В конце концов в Альтоне их арестовали и отдали под суд. Но самое
интересное, что после этого Ева фон Бутлар вернулась к своему бывшему мужу и
вышла за него замуж, как будто ничего не случилось. Остаток дней они прожили
в мире и согласии.
- Потрясающий сюжет, - вздохнула фрау Маршалик. - Хорошо, я согласна:
пишите заявку и приходите.
Однако такого стреляного воробья, как Кессель, на трюке с заявкой
провести было трудно. Расстегнув молнию на куртке до середины, он извлек из
кармана четыре листа бумаги, сложенных пополам вдоль, и передал их фрау
Маршалик.
- А-а, господин Пуруккер, я вижу, у вас уже есть заявка.
На это Кессель тоже никак не отреагировал. Надев очки, фрау Маршалик
принялась бегло просматривать заявку. Кессель в это время считал квадратики
на обращенной к нему стороне ее письменного стола. Если получится нечетное
число, загадал Кессель, она примет заявку. Квадратиков оказалось пятнадцать.
- Будь я директором театра, - сказала фрау Маршалик, снимая очки и
кладя четыре кесселевских листка себе на колени, - я бы немедленно
потребовала, чтобы вы никому больше не рассказывали о бутларовцах и как
можно скорее представили мне сценарий. Я уже вижу эту пьесу: строгая
историческая достоверность пополам с тонкой иронией и элементами детектива.
Тем более, я ведь знаю, что вы это можете, господин... господин Кессель.
- Но вы - не директор театра, - продолжил ее рассуждения Кессель.
- Видите ли, господин Кессель, - сказала фрау Маршалик, - на радио, во
всяком случае в нашей редакции, действует одна печальная закономерность: чем
лучше вещь, тем меньше у нее шансов пройти в эфир. И как вы думаете, почему?
Сейчас я вам объясню.
- Потому что это слишком дорого?
- Ничего подобного. Мы, и вообще радио, как черт ладана, боимся вещей
слишком хороших. Тут как в провинциальном театре: поставишь один раз
гениальную вещь, а потом от тебя всю жизнь будут ждать того же. Все
остальное будут сравнивать только с этим! Нет, скажу вам откровенно: мы
должны и даже обязаны держать публику буквально на голодном пайке. Вчера (но
это, разумеется, между нами) у нас была летучка, на которой главный
сказал, - фрау Маршалик взяла тоном выше и воспроизвела начальственную
гнусавость своего главного редактора: "И помните о нашем девизе - эти три
буквы следовало бы высечь золотом на фасаде Дома радио: ДСР - "деньги,
свобода, реклама" или "дом, семья, развлечения", если хотите. Веселенький
мюзикл, набросанный небрежными мазками - вот тот идеал, к которому мы должны
стремиться". - И закончила своим обычным тоном: - Вы сами понимаете, что