"Герберт Розендорфер. Латунное сердечко или У правды короткие ноги" - читать интересную книгу автора

спереди, Кессель вдруг увидел, что на том месте, где у спортивного самолета
положено быть двигателю, устроено нечто вроде беличьего колеса, в которое
заключен небольшой слон. Остальные детали этого устройства разглядеть было
невозможно - такие вещи не интересовали Кесселя ни наяву, ни во сне.
"Слон", нашел Кессель в соннике: "поездка в деревню. Счастливые числа -
11 и 41; самолет - "познатьтерпение". "Черного человечка" не было, зато была
"одежда: черная", и к ней два значения: "а) самому носить - вчерашнее
происшествие, б) видеть на других - опасность на узкой дорожке; счастливое
число на неделю - 4". Было еще в): "черная о. на вешалке: опекать кого-л."
Выводы из этих предсказаний, которые, как мы уже могли убедиться, имели
обыкновение сбываться самым роковым образом, то есть их истолкование
применительно к текущей ситуации Кессель по привычке отложил на потом. Лежа
в постели, он придумывал, что соврать Ренате. Скажу ей, решил Кессель, что
мне звонила фрау Маршалик с Баварского Радио. На самом деле он сам позвонил
фрау Маршалик около десяти утра и сообщил, что завтра уезжает в отпуск, а
потому хотел бы зайти и обсудить с ней пару вопросов. Нельзя сказать, чтобы
это предложение привело фрау Маршалик в восторг, однако принять Кесселя она
согласилась, назначив ему прийти в два.
По квартире Кессель в это утро передвигался бесшумно. Он не стал
гадать, объясняется ли вчерашний сон Зайчика чуть ли не до обеда ее
природными склонностями или просто изнеможением с дороги, переменой климата,
первым днем отдыха после целого года учебы (или беспрестанного говорения), а
просто решил не рисковать. Пусть ребенок поспит. Его план удался на славу. С
фрау Маршалик он говорил из гостиной. Телефон висел на стене в коридоре.
Если вытянуть его спиральный, пружинящий шнур во всю длину, можно было,
предварительно набрав номер, дотянуть трубку до гостиной и осторожно, чтобы
не повредить шнур, прихлопнуть ее дверью. Трубка торчала из двери почти у
самого пола - на большее шнура не хватало. Альбин разговаривал с фрау
Маршалик, согнувшись в три погибели, как мусульманин на молитве. Зато ему не
надо было торчать в коридоре, как раз у двери в кабинет, где спала Керстин,
и потом фрау Маршалик все равно не могла его видеть. Едва Кессель закончил
разговор и, выйдя на цыпочках в коридор, положил трубку, как телефон
зазвонил. Кесселю повезло: трубка была у него еще в руке, и он сразу снял
ее, так что звонок раздался только один. Еще не сказав ни слова, Кессель
быстро втянул трубку в гостиную, захлопнул дверь и снова занял молитвенную
позу.
- Кессель.
- У тебя какой-то странный голос. Ты что, в сортире сидишь? - это был
Якоб Швальбе.
- Нет. У меня спит ребенок.
- Какой еще ребенок? У вас родился ребенок?
- Нет, - сказал Кессель - Потом объясню. Мне сейчас трудно
разговаривать. Я сам хотел тебе звонить.
- Ну, вот и хорошо. Сегодня вечером мы с тобой играем в шахматы.
- А-а, - понял Кессель. - Что ж, мне это даже на руку. Когда позвонить
твоей жене?
- Лучше всего часа в два, в три.
- Ладно, - согласился Кессель. - Слушай, вот еще что. Ты можешь мне
одолжить на сегодня машину? Мне нужно съездить во Фрейман, на радио.
- Мне она самому нужна, - проворчал Швальбе.