"Борис Ресков, Константин Тенякшев. По кромке огня " - читать интересную книгу автора

временного убежища в вашей стране. Она мне знакома: я здесь жил в детстве.
Мой отец был старшим советником в вашем генеральном штабе.
Сержант Селим Мавджуди перестал водить скрипучим пером по бумаге и
тяжко задумался:
- Еще раз прошу: не тратьте зря время и силы, - сказал перебежчик. -
Отправьте меня в комендатуру.
Сержант вскинул ладонь и прихлопнул муху.
Одиннадцать лет служил он на границе. Он видел: немало перебежчиков,
особенно в первые годы после русской революции. Задержанные вели себя
по-разному: заискивали, совали взятки, плакали, прикидывались то дурачками,
то немыми. Один чернобородый, сплошь увешанный по голому телу под засаленным
рваным халатом драгоценностями, ударил сержанта в зубы, когда тот попытался
снять с него золотой медальон. Год спустя сержант видел, как сам губернатор
провинции целовал чернобородому руку.
Да-а... Ни один нарушитель не был похож на другого, и все-таки что-то
роднило их: все они были жалки, и все, даже чернобородый, лгали. Сержант
привык к этому. Он не представлял, что может быть иначе.
Перебежчик словно прочел его мысли.
- Меня с радостью встретят в городе, - сказал он. - Там есть люди,
которые помнят отца и меня, наверное, тоже.
Сержант очистил перо.
- Что за вещи у вас в чемодане? - спросил он строго и вперил в
незнакомца тяжкий взгляд.
Задержанный снисходительно кивнул и объяснил:
- Это инструменты и запасные части для радио. У вас в стране уже есть
радиоприемники, а ремонтировать их, наверное, некому. Я немного знаю это
дело, и, надеюсь, оно принесет мне заработок.
- Радио - это значит: кто-то далеко говорит, а ты слышишь? - спросил
сержант многозначительно и испытующе.
- Совершенно верно, - перебил перебежчик. - И наоборот: вы говорите, а
вас слышат за пятьсот верст отсюда.
- И в Ташкенте? - поспешно уточнил сержант.
- И в Ташкенте, и даже дальше, - подтвердил перебежчик.
Сержант Селим Мавджуди торжественно поднялся.
- Мехти! - крикнул он и приказал вбежавшему солдату: - Позвать ко мне
Ибрагима Руми!
Через несколько минут на пороге появился немолодой жандарм с мятым злым
лицом.
- Доставишь в управление особо опасного нарушителя, - шепотом сказал
ему сержант и многозначительно кивнул на Андрея.

Тюрьма жандармского управления кишела клопами, Андрей старался не
думать о них. Это был единственных выход. Не думать и терпеть - так велела
эта сумрачная душная страна, где не было ни закона, ни совести. Равнодушие и
страх господствовали здесь. Значит, только на страх можно было уповать.
Андрей не ломился в дверь и не кричал, подобно другим арестованным. Он
лежал на голых нарах, отшлифованных множеством бедняцких боков и, едва в
коридоре слышались шаги, принимал одну и ту же позу: колени согнуты, лицо -
к стене. Он не ошибся: это подействовало. Страдающий одышкой пожилой
надзиратель долго смотрел в глазок камеры, потом с проклятием отпер дверь,