"Борис Ресков, Константин Тенякшев. По кромке огня " - читать интересную книгу автора

подзатыльников, и пошел вон!
- Каким образом может помочь вам этот ничтожный?
- Он жил прежде в русском Азербайджане, знает язык и некоторые обычаи.
В частности, усвоил, что русские, а большевики тем более, в беде своих людей
не оставляют.
- Понятно. Но надо, чтоб этот ваш Гусейн сыграл натурально.
- О, будьте спокойны, эффенди! Мы подготовим его так, что он сыграет
свою роль лучше любого артиста из шахской труппы.
Карандаш лег на стол.
- Можете идти, майор, - сказал голос.
Офицер поклонился и отступил к двери.
- Я доволен вами.

- Я слушал вас, и мне казалось, что в детстве мы поменялись судьбами, -
начал Андрей. - Мой отец отдал меня в здешний лицей, хотя я ожидал, что меня
отправят в Россию в военное заведение. Я учился с сыновьями местной знати. К
слову: вчера, что ли, встретил я Шахруха Исмаили. Родитель его, помнится,
владел огромными нефтеносными участками на юге. Когда-то в лицее этот самый
Шахрух Исмаили научил меня играть в нарды, и мы, бывало, ночи напролет
резались с ним, тайком от воспитателя, разумеется... Так вот: вчера этот
Шахрух вышел из автомобиля, почувствовал мой взгляд (я-то сразу его узнал) и
словно споткнулся. Я все ждал - подойдет ли? Но он лишь остановился на
мгновение и тут же скрылся за дверью своей виллы.
- Шахрух Исмаили сейчас большой чин в департаменте иностранных дел, -
вставил Аскар-Нияз. - На прошлой неделе газеты писали, что он вернулся из
Германии: ездил туда с какой-то миссией.
- Вот как, - сказал Андрей. - Впрочем, бог с ним. Карьера была ему
обеспечена с колыбели. Но я отвлекся. Итак, обучали нас в лицее и
разговаривали с нами на трех языках. В быту - на местном, на уроках
богословия - на арабском, а историю, математику, гимнастику преподавали
англичане. Я пробыл в лицее восемь лет и к окончанию его прилично владел
тремя языками. Лицей считался сугубо светским, но все же я смог там
познакомиться с кораном, с ритуалами и, бывало, повергал в изумление
мусульман - друзей отца, когда шутки ради начинал подражать богословам,
спорящим о толковании той или иной суры.
Я лишь догадывался, какое будущее прочил мне отец. Он часто говорил об
исторической роли России на Востоке, о том, что нужно создать сильную
оппозицию англичанам. Он продолжал повторять это, хотя в Петербурге давно
произошел большевистский переворот, русское представительство при дворе было
упразднено, и Дмитрию Павловичу Долматову, недавно произведенному в
генералы, пришлось снять погоны и заняться коммерцией.
К этой деятельности отец, конечно, оказался мало приспособленным. Все
его начинания рушились. Он метался из города в город, иногда брал меня в
свои поездки, и я с болью наблюдал, как беспомощен он, волевой генерал,
среди мелкого жулья, понаторевшего на подлости.
Он, кажется, судился, получил жалкую неустойку и вскоре решил вернуться
в Россию. Я учился тогда в выпускном классе. Мне шел шестнадцатый год.
...С улицы донесся сдавленный вопль. Андрей вгляделся в кромешную тьму.
- Обычное дело, - произнес Аскар-Нияз, - кого-то укокошили. Утром
явится полиция, уберет на свалку труп и составит протокол. Убийце - конечно