"Федор Михайлович Решетников. Между людьми" - читать интересную книгу автора

прокалывать также буквы, или чертить карандашом на листках разные каракули.
Дядя, когда читал книгу, догадывался, что это мои проделки, и тетка
расправлялась со мной, заставляя целый день простоять на коленях в углу. Мне
обидно казалось стоять, и я решил, что лучше будет если я картинку вырву из
книги, а самую книгу брошу в печь. Долго я хохотал над своей выдумкой и ждал
к тому случая. Так и сделал. Раз вечером, когда дядя и тетка ушли в гости, а
меня оставили домовничать, я запер двери на крючок, подбежал к столу,
схватил книгу и начал операцию. Помню, что мне страшно почему-то казалось
вырывать из книги картинки, и я думал: а что, если они воротятся? а если они
теперь в окно смотрят? Я погасил свечку, подошел к окну и прилежнее прежнего
продолжал свою операцию, выдирая как попало, лишь бы скорее кончить
работу... Книгу потом я спрятал под шкаф, где лежали только старые теткины
ботинки. Дядя и тетка домой пришли поздно, когда я уже спал. Книги они не
хватились; а тетка еще, как раздевалась, дала мне конфетку, пряник и грецкий
орех. Целую ночь я не спал. Как только тетка склала утром в печку дрова, я
живо бросил книгу в печь, но бросил так, что она свалилась набок, к самой
стенке. Тетка стала затоплять печь. Она любила, чтобы у нее дрова в печке
хорошо были складены; поэтому она, заметив книгу, сначала подумала, что это
кирпич.
- Что за дьявол, откуда это кирпич? Сверху, что ли, выпал... - и стала
вытаскивать клюкой этот кирпич. Каково же было ее удивление, когда она
увидала свою любимую книгу без картин и с ободранными листками!
Дядя долго меня драл ремнем за эту проделку.
Он очень любил картинки, но никогда не покупал их. Раз ему подарил
кто-то картинку лубочный фабрики, изображающую войну. Дядя стал любоваться
на картинку с теткой, а я сидел в углу. Больно меня брало любопытство
посмотреть картинку, точно меня бес толкал в бока.
- Ишь, дьявол! Смотри-ко, это, поди, в эполетах-то, - генерал? -
говорила тетка.
- Как же.
- А это?
- Ты смотри: у этого орденов сколько, - и это генерал.
- Экое счастье... Гляди же, сколько он людей-то давит! Смотри,
копыто-то на трех головах стоит... А саблей-то вон пятерых зацепил...
Между тем я уже подкрался к ним; приподнялся на пальцы ног - не видать;
зашел сбоку.
- Ты что? - крикнул дядя.
Я отошел немного и скорчил глаза. Тетка пожалела меня и подозвала к
столу. Я ничего не понимал в картинке, и когда дядя взял ее в руки, я хотел
еще посмотреть и рванул ее так, что одна половина ее осталась в моей руке.
За это дядя так ударил меня по голове, что я ударился об пол; изо рта пошла
кровь.
С этих пор я крепко не залюбил дядю.
Меня учили молитвам, учили молиться утром, вечером, перед обедом и
ужином и после них; учили уважать и почитать старших, любить тетку и дядю,
называть их родителями - и всему этому учила меня тетка. Но молитвы я знал
плохо, а знал больше песен и сказок; тетку и дядю я уважал, боялся, и так
как я был мал, то без их спросу ничего не мог сделать, и это бессилие свое я
испытывал на себе каждый день. Старших я не мог любить всех, а любил только
тех, которые были ласковы ко мне; с кем хороши были мои воспитатели, кого