"Федор Михайлович Решетников. Между людьми" - читать интересную книгу автора

начинаю ковырять указкой буквы, вырываю листки из азбуки. Дядя выспится,
придет ко мне.
- Выучил? Я молчу.
- Что же ты?
Я смотрю на него, надуваю губы и со злостью смотрю в угол.
- Так-то ты?! - Он схватит ремень и начнет меня драть. Я возьму да и
укушу ему руку...
Родственники видели во мне глупого мальчишку и постоянно называли меня
лентяем. Одна только бабушка жалела меня.
- Учись ты, дитятко, учись!
- Не хочу!
Она на меня прикрикнет: в солдаты, что ли, захотел? Я заплачу и скажу:
- И ты такая же злая.
Товарищи-друзья издевались надо мной: вот мы так много выучили! -
хвастались они.
Наконец дядя отдал меня в науку одному старому отставному чиновнику с
платою ему по четыре рубля в месяц. У этого чиновника, как я помню, были две
страсти в это время: он любил птиц, которых у него было постоянно до
семидесяти штук и восемьдесят садков, отчего комната его, и без того грязная
и темная, имела довольно неказистый вид; птицы пели, стучали носами, а он
поддразнивал какую-нибудь птицу. Он изредка продавал птиц, и продавал только
таких, которые ему чем-нибудь не нравились; хороших птиц он держал с
какою-то целию и свою цель никому не высказывал, а говорил, что ему нравится
держать птиц. Он с наслаждением осматривал каждую птицу, с наслаждением
чистил садки и говорил: "О, ты, моя маточка! Ишь как расходилась! Ну-ко,
куси палец..." Забавно было смотреть, как он брал особенно любимую им птицу
в руку, дул на нее, целовал и говорил: так бы и съел тебя, маточка, да
жалко. Чиновники называли его птичьим сводником, редко заглядывали к нему и
говорили, что он сошел с ума от птиц, хотя ни я, ни ученики его этого не
замечали. Он до безумия любил свою сестру, которая, как говорили люди, вовсе
не сестра ему, потому что многим моложе его. Когда она вскричит на него, он
растеряется так, что у него и садок выпадет из рук; скажет она ему: "Сходи
на рынок", - он и птичью любезность бросит, побежит на рынок, но
предварительно лезет целоваться с сестрой, которая при этом говорила ему:
иди, мохнорылой; ишь, не обрился, а туда же целоваться лезет!
- Некогда, маточка.
- Набрал себе поганых птиц; вот распущу всех...
- У, ты, курочка-мохноножка!
Вторая страсть его была учить детей. Своих детей бог ему не дал, вот он
и взялся, по знакомству, учить ребят. Всех нас было штук восемь, и мы у него
учились мало, потому что он задавал нам уроки на дом, а дома только
спрашивал по книжке и кое-что рассказывал из священной и всеобщей истории.
Кроме этого, мы помогали ему чистить садки и учились петь. В праздники он
водил нас в церковь и пел с нами на клиросе. Он никогда не теребил нас за
уши или за волосы, а любил наказывать нас голиком, своими руками.
- Ты не сердись, голубчик... Я маленько, потому что мне это нравится,
да и тебе привыкать надо к этому - говорил он нам перед наказанием.
Мы были привычны к этому и всегда смеялись, когда он наказывал нас. А
он очень легко наказывал нас, так что его сестра говорила ему:
- Что ты их мажешь?