"Федор Михайлович Решетников. Между людьми" - читать интересную книгу автора

нужды и печали, да и не только свои, а и своих родных! Например:
- Ах, Маша, у меня нет чаю (Это значит - вчера у ее матери не было
чаю.)
- Купи у меня.
- Продай, много ли возьмешь?
- Рубль.
И дает Оля Маше пять плиток от изломанного горшка. Случалось, что
иногда, по капризу кого-нибудь из нас, чай стоил сто рублей. А по-нашему сто
и тысяча рублей уж чересчур много значили, хотя мы и не видали никогда
столько денег. Целый день мы проиграем так; нам весело и не скучно. Взрослый
человек, послушавши нас, сказал бы: что это они городят такое? никакого
толку от них не добьешься... Взрослый человек скучает весь день, весь день
недоволен, и не понимает он этого особого детского мира, который дети сами
создали или приняли от других: нравится им эта бестолковая игра, она
занимает их, болтают они все, что только взбредет в голову, все, что они
запомнили от людей; здесь никто не стесняет их, потому что они предоставлены
сами себе, - и весело им. Странно только то, что многим из родных наших не
нравились подобные игры; странно, потому что они, когда были детьми, так же
играли, а это я знал из того, что все дети, сколько я ни видал их в то время
и после в нашем городе, так же играли. Не скучно нам было и тогда, когда шел
дождь, или зимой. Летом мы забивались в чулан или куда-нибудь в такое место,
откуда нас не гнали, и там также играли в клетки и в деньги. Зимой мы
забивались на печь и играли больше в карты, хотя и не умели еще играть,
причем валеты, дамы и прочая карточная знать шла у нас за людей. Так,
например, моего дядю называли пиковым валетом, а я настаивал на том, что мой
дядя бубновый король.
Любили еще мы играть в войны или отпевать. Голос тогда у меня был
хороший, и мне часто доставалось за него. Найдет, например, кто-нибудь из
нас подохшего воробышка, косточку от курицы, крылышко или что-нибудь в этом
роде, мы всей ватагой и давай делать ямку, гробик, завертываем предмет
нашего удовольствия в тряпочку и загребаем его землей. На другой день мы
смотрим, тут ли погребенная нами вещь. Но раньше этого мы спорили:
- Тут или нет?
- Нету...
- А вот посмотрим.
Предмет нашего удовольствия всегда бывал на месте. В войны же играли
так: возьмем каждый по палке, станем все в ряд, кроме девушек, старшие
командуют: раз! два! Мы вытягиваем ноги и хохочем. Это у нас называлось
"войной", о которой мы имели такое понятие потому, что видели, как маршируют
солдаты; и если нам говорили, что на войне убивают, мы не верили... Мы
знали, что за убийство наказывают; а это мы знали из того, что мимо нашего
дома каждую субботу возили на рынок грешников. Лишь только услышим мы
барабанный бой, и кричим: "грешника везут!" - и бежим на улицу. Изо всех
ворот выходили мужчины, женщины и дети, каждому хотелось взглянуть на
грешника.
Невольно и я побегу посмотреть.
- Смотри, недолго. Я бы сходила, да некогда, - говорит мне тетка.
Впрочем, она часто ходила за толпой. Тогда я оставался дома, но скоро убегал
и крался, как кошка, за этой толпой, стараясь не попадаться на глаза тетке.
А в толпе говор: