"Три товарища (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

всего отрешенный. Я поднял руку:
- Салют, Валентин. Он очнулся и кивнул:
- Салют, Робби.
Мы сели за столик в углу. Подошел бармен.
- Что бы вы хотели выпить? - спросил я девушку.
- Пожалуй, рюмку мартини, - ответила она, - сухого мартини.
- В этом Фред специалист, - заявил я. Фред позволил себе улыбнуться.
- Мне как обычно, - сказал я.
В баре было прохладно и полутемно. Пахло пролитым джином и коньяком. Это
был терпкий запах, напоминавший аромат можжевельника и хлеба. С потолка
свисала деревянная модель парусника. Стена за стойкой была обита медью. Мягкий
свет одинокой лампы отбрасывал на нее красные блики, словно там отражалось
подземное пламя. В зале горели только две маленькие лампы в кованых бра - одна
над столиком Валентина, другая над нашим. Желтые пергаментные абажуры на них
были сделаны из старых географических карт, казалось - это узкие светящиеся
ломти мира.
Я был несколько смущен и не знал, с чего начинать разговор. Ведь я вообще
не знал эту девушку и, чем дольше глядел на нее, тем более чуждой она мне
казалась. Прошло уже много времени с тех пор, как я был вот так вдвоем с
женщиной, у меня не было опыта. Я привык общаться с мужчинами. В кафе мне
было не по себе, оттого что там слишком шумно, а теперь я внезапно ощутил, что
здесь слишком тихо. Из-за этой тишины вокруг каждое слово приобретало особый
вес, трудно было говорить непринужденно. Мне захотелось вдруг снова вернуться
в кафе.
Фред принес бокалы. Мы выпили. Ром был крепок и свеж. Его вкус напоминал о
солнце. В нем было нечто, дающее поддержку. Я выпил бокал и сразу же протянул
его Фреду.
- Вам нравится здесь? - спросил я.
Девушка кивнула. - Ведь здесь лучше, чем в кондитерской?
- Я ненавижу кондитерские, - сказала она.
- Так зачем же нужно было встретиться именно там? - спросил я удивленно.
- Не знаю. - Она сняла шапочку. - Просто я ничего другого не придумала.
- Тем лучше, что вам здесь нравится. Мы здесь часто бываем. По вечерам эта
лавочка становится для нас чем-то вроде родного дома.
Она засмеялась:
- А ведь это, пожалуй, печально?
- Нет, - сказал я. - Это в духе времени. Фред принес мне второй бокал. И
рядом с ним он положил на стол зеленую гаванну:
- От господина Гаузера.
Валентин кивнул мне из своего угла и поднял бокал.
- Тридцать первое июля семнадцатого года, Робби, - пробасил он.
Я кивнул ему в ответ и тоже поднял бокал. Он обязательно должен был пить с
кем-нибудь. Мне случалось по вечерам замечать, как он выпивал где-нибудь в
сельском трактире, обращаясь к луне или к кусту сирени. При этом он вспоминал
один из тех дней в окопах, когда особенно тяжело приходилось, и был благодарен
за то, что он здесь и может вот так сидеть.
- Это мой друг, - сказал я девушке. - Товарищ по фронту. Он единственный
человек из всех, кого я знаю, который сумел из большого несчастья создать для
себя маленькое счастье. Он не знает, что ему делать со своей жизнью, и поэтому
просто радуется тому, что всё еще жив.