"Владимир Рекшан. Кайф (Нева, N 3/1998)" - читать интересную книгу автора

называть ту публику), сняв осаду с ВоенМеха, рванули на Красную улицу.
Особнячок взяли на копье, между делом, даже не причинив ущерба.
За сценой находилась небольшая артистическая, я смотрел в щелку на
толпу, запрудившую зальчик. Холодели конечности, била дрожь, а моим
нигилистам - хоть бы что. А Жанне - только б веселиться в центре внимания.
Я не боялся публики, привычный к публике стадионов, и вдруг разом мое
безумие устремилось в Новое русло:
- Встали! Готовность - минута! Первой играем Осень!
Я стоял в гриме, разодетый в малиновые вельветовые брюки и занюханную
футболку. На ногах болтались разбитые кеды. Коллеги мои были под стать, а
тогда, надо заметить, на родную сцену даже самые отпетые рокеры выходили
причесанные и в костюмчиках.
- Ну и ну, - сказал Серега и подкрутил рыжие усы.
- Во, правильно. Щас покайфуем, - улыбнулся Летающий сустав.
- Облажаемся, вот и покайфуем, - хмыкнул Володя.
- Пора, мужики, - засмеялась Жанна, - Я пока окно открою. Ничего, со
второго этажа спрыгнете, если бить станут.
- Играем Осень, а потом блюз! И провода не рвать! - Я устремился к
двери, коллеги за мной. Дернул ручку на себя, помедлил, - из зала неслись
голоса и табачный дым - помедлил, сбросил кеды и выбежал на сцену босиком.
Мы врезали им и Осень, и Блюз номер 1 и Сердце камня без пауз,
поскольку страшно было останавливаться, а остановившись поневоле и услышав
ликование, выразившееся в свисте, топоте, битье в ладоши, бросании на сцену
мелких предметов, остановившись и сфокусировав зрение, и различив их лица,
насмешливо-приветливые, возбужденные, вакхические и юные, эти милые теперь
мне лица моей юности, остановившись поневоле, я зло понял, что зал теперь
уже наш.
Мы играли дальше под нарастающий гвалт, я метался по сцене, как
пойманный зверь, размахивая грифом гитары и падая на колени, хотя никогда не
метался и не падал на репетиции, и не собирался метаться и падать, но так
подсказал инстинкт и не подвел, подлец, поскольку вечер рухнул триумфом и
началась на другой день новая и непривычная жизнь, жизнь первой звезды
городского молодежного небосвода волосатиков, властелина сердец, властелином
стал на четыре Долгих года Санкт-Петербург...
Через неделю мы выступали в Академии и весь город (условный город
волосатиков) пошел на штурм. Двери в Академии сверхмощные, а лабиринты
коридоров запутанные и шанс устоять у администрации имелся. Но вокруг
Академии стояли строительные леса, замышлялся ремонт фасада, и это решило
исход дела.
Санкт-Петербургу предоставили в распоряжение спортивный зал и теперь
нам обещали через профком шестьдесят рублей.
Все желающие не смогли пробиться в Академию. Главные двери уцелели, но
защитникам пришлось распылить и без того ограниченные силы и гоняться за
волосатиками по лесам, походившим издали, говорят, на муравейник.
Администрация пыталась перекрывать двери внутри здания и это, отчасти
сдерживая натиск, лишь отдаляло развязку.
Случайный имидж премьеры, вызванный страхом и инстинктом
самосохранения, стал ожидаемым лицом Петербурга и было б глупо не оправдать
ожиданий.
Малиновые портки оправдали себя, а босые ноги - особенно. Я добавил к