"Владимир Рекшан. Кайф (Нева, N 3/1998)" - читать интересную книгу автора

высокие.
Тогда же велись переговоры с Михаилом Боярским. Он учился в Театральном
на Моховой, неподалеку от Мухи. Там же, на Моховой, он репетировал с
Кочевниками в малюсеньком зальчике, одно время мы репетировали параллельно.
Помню лето, зной, шпили отражаются в воде, ангелы и кариатиды. Берем
лодку напрокат и гробом 740 каналу Грибоедова в ласковой тополиной июньской
метели. Боярский говорит, будто намеревается собрать группу, голосами
аналогичную Битлз. У меня басо-баритон, у него - высокий баритон. Мои
нигилисты не аналогичны Битлз, а идеи Боярского не устраивают нас. И наш
Санкт-Петербург.
Названию, прическам и иным аксессуарам нигилисты тогда, да и теперь,
уделяли значительную часть своей нигилистической деятельности.
- ...Санкт-Петербург, - сорвалось с языка во время праздного толковища.
Рыжие братаны и Летающий сустав замерли, молчали долго, цокали языками, я
же, вспотев от удачи, ждал.
- Санкт-Петербург? - переспросил Летающий сустав.
- Круто! - сказали рыжие братаны.
Да, мы родились в этом городе, выросли в старом центре и город жил в
нас и станет жить до последнего дня, мы плохо умели, но сочиняли сами, на
родном языке, а ведь иные (многие!) доказывали:
- Рок не для русского языка! Короткая фраза англичанина - в кайф, а
русская - длинна, несуразна и не в кайф! Не врубаетесь?
Это оскорбляло. И мечталось, пусть не на уровне четкой формулировки,
проявить себя, доказать, что приобретенные возрастом обязанность служить в
армии и право жениться должны быть дополнены необходимостью обязанности и
права на свой крик; словно новорожденные, мы мечтали закричать по-русски: Мы
есть!
Я написал композицию Сердце камня и посвятил ее Брайану Джонсу: И у
камня бывает сердце, и из камня можно выжать слезы. Лучше камень, впадающий
в грезы, чем человек с каменным сердцем... Ми-минор, ре-мажор, до-мажор,
си-мажор по кругу плюс вторая часть - вариации круга, да страсти-мордасти
басо-баритона и ритм-секции. Я написал боевые композиции Осень и
Санкт-Петербург.
У меня в допетербургские времена имелся некоторый опыт: провал на
вечере биологического факультета в ДК Маяк, случайный наш квартет
первокурсников играл плохо и нас освистали; однажды помогал играть на танцах
в поселке Пери ансамблю, собранному из охтинских рабочих парней - помню
пыльный зальчик, помню, как перегорели усилители, помню, дрались в зале
из-за девиц и помяли заодно кого-то из оркестрантов...
Уже запекались по утрам на парапетах первые льдинки. Днем же сеял
дождик, а встречный ветер боронил невские волны. Той осенью семидесятого
года я рехнулся окончательно. Часть жизни, что была впереди, начиналась,
У Санкт-Петербурга появилась мама, рок-мама Жанна - взрослая, резкая,
выразительная женщина-холерик. Она устраивала джазовые концерты (с Дюком
Эллингтоном и его музыкантами организовала встречу в кафе Белые ночи; в
припадке восторга городские джазмены повыдавили там стекла и снесли двери),
устраивала концерты первым нашим самостийным рок-группам и, побывав случайно
на репетиции Санкт-Петербурга, решила содействовать нам.
Сошедший с ума, я получил с ее помощью неожиданное приглашение
выступить на вечере психологического факультета Университета. Нам даже