"Владимир Рекшан. Кайф (Нева, N 3/1998)" - читать интересную книгу автора

семидесятых еще не было ни пап, ни дядьев, была какое-то время у Петербурга
рок-мама - взрослая, небогатая женщина. Одним словом, соединив имевшееся у
Петербурга до инфекционного гепатита с тем, что прибыло после, мы получили
полный комплект некачественной, хотя и громкой по тем временам, аппаратуры.
В лице Вити Ковалева Петербург получил серьезное подкрепление. Это теперь
проф-рок-артистов обихаживают инженеры звука, инженеры света, разные
мастерские и спекулянты. Тогда приходилось все делать самим, и представьте
себе, что мог напаять гуманитарный состав Петербурга времен Лемеговых. Витя
Ковалев, мастеровой, рабочий телеателье, привел в относительный порядок
некачественный наш аппарат и, кроме того, значительно укрепил классовый
состав Петербурга. Никита Лызлов заканчивал химический факультет
Университета и тоже был поближе к технике.
За гуманитарную часть деятельности отвечали мы с Колей и к осени
семьдесят второго, внутренне соревнуясь, сочинили несколько новых боевиков,
которые и отрепетировали и представили рок-н-ролльщикам и кайфовальщикам.
Однажды полузнакомец подбросил листки со стихами, попросив прославить,
и листки эти вдруг попались на глаза. Часть стихов, как выяснилось позднее,
оказалась украденной у Аполлинера, а на один неожиданно сочинилось. Текст,
правда, пришлось править и переписывать, остались от него рожки да ножки, но
на одной строке я тем не менее прокололся. Назвал композицию Лень и начинал
ее четырехтактовым заковыристым рифом, повторявшимся два раза с напором, а
после возникал минор, точнее до-минор, и начинались минорные слова:
- Издалека приходит день, приходит день, сменяя утро...
Объявив время и место действия, во второй уже нахрапистой части
композиции я утверждал, что:
- И так всю жизнь, так каждый день все изменить мешает лень!
Третья часть композиции в мягко рокочущем квадрате до-мажора объявляла:
- Я этим городом дышу, - и далее строчка, всегда вызывавшая овации
кайфовальщиков и довольные усмешки рок-н-ролльщиков и мое недоумение по
поводу ее странного успеха: - ...курю с травою папиросы.
Строчка эта - одна из немногих, уцелевших из первоисточника
полузнакомца. Я же тогда не курил вовсе, редко когда мог позволить себе
пригубить с Лемеговыми, сохраняя надежду на олимпийскую славу. Я знал,
конечно, что анаша называется травой, и знал, что кое-кто из
рок-н-ролльщиков ее курит, а кайфовальщики, кажется, курят вовсю. Но это
было абстрактное знание - Лемеговы в смысле кайфа оставались славянофилами и
трава в тексте полузнакомца связывалась у меня просто с плохими папиросами -
табаком наполовину с травой.
Но получалось - я символ эскапизма, этакий прокламатор психоделии,
пыха, улета. По поводу кайфов тогда позиции у меня не имелось вовсе, но
иногда, особенно после того, как Лемеговы срывали концерт или репетицию
своей приязнью к португальским винам, иногда я устраивая Лемеговым скандал и
выгоняя их вместе с собутыльниками. Но - трава? Сообразив, я заменил с
травою на с тобою. Это вызвало интересную реакцию: начинался рокочущий
до-мажор, пелся текст, но все равно зал взрывался криками, как бы понимая -
да, зажимают рот артистам, не дают свободы в искусстве. Меня никто не
зажимал, но за ошибки или глупость в искусстве приходится платить.
Николай предложил для концертирования несколько отличных сочинений:
Позволь, Хвала воде, Санкт-Петербург No 2. Негуманитарный Никита разродился
текстом, а Николай' приложил музыку и получился еще один номер - Спеши к