"Владимир Рекшан. Кайф (Нева, N 3/1998)" - читать интересную книгу автора

иногда шевелил губами, повторяя, видимо, про себя покаянное слово.
Постепенно все свидетели перекочевали из коридора в зал, и никому судья
не задал вопросов. Мы были, я понял, свидетелями обвинения.
Белокурая девка Арсентьева сидела в первом ряду и реагировала живо на
действия участников суда.
Адвокат поймал прокурора на нарушении презумпции невиновности
Арсентьева, а по поводу Клуба и денег доказательств не оказалась, не было,
одним словом, состава преступления. Суду прокурор смог предъявить лишь два
подделанных Арсентьевым бюллетеня, и за это Арсентьев после покаянного слова
получил год исправительных работ на стройках страны, а Белокурая,
проходившая также по делу о бюллетенях, получила год условно.
Билеты на сейшены не продавали, а то, что я и такие, как я, собирали
трешницы и сдавали их в липовый Клуб, так то - частные пожертвования,
которые не запрещены, и разошлись эти пожертвования на организацию сейшенов
и на угощения.
Мы после прикидывали, сколько могло уйти на орграсходы - большая часть
пожертвованных трешниц должна была остаться. Получалось, славянские гости
продули почти годовой доход всех ленинградских рок-групп. Я славянских
гостей, конечно, трезвыми не видел, но все-таки трудно поверить в подобную
раблезиаду.
Болтунов, я уже говорил, хватало, и задним числом выяснилась странная
удачливость концертных афер. Основной прием Арсентьева: он звонил в
какой-либо из райкомов комсомола, представлялся работником Ленфильма и
просил содействия в предоставлении зала для съемок кинокартины о современной
молодежи. Даже давал на случай телефон. Где-нибудь на Петроградской стороне
в частной квартире возле телефона с похожим на ленфильмовский номером сидел
человек и ждал звонка. Но никто ни разу не проверил. Райком подыскивал
школу, платилась аренда, привозились киношные софиты, которые имитировали
съемку, и сейшн удавался на славу.
Не знаю, уж на что рассчитывал Арсентьев - такое бесконечно
продолжаться не могло, ведь в деле оказались задействованы сотни, если не
тысячи людей...
Дурной пример, впрочем, заразителен, и то, что Арсентьев проводил под
прикрытием значка и конспирации, арсентьевисты (Петрарка - петраркисты)
стали делать чуть ли не среди бела дня. Правда, в этом пока не было злого
коммерческого умысла, но лишь голый энтузиазм. Ленинградский рок, увидевший
новый путь, уводящий от вузовских танцулек, пошел с властью, как говорят
футболисты, в кость, не надеясь более на легальность и не желая ее.
Вот один из типичных менеджеров пост-арсентьевской поры: Вова Пенос -
низенький, остроносенький, шепелявенький зануда и добрый малый. То ли поляк,
то ли польского происхождения. Знаток польского языка и польских нравов. В
чем лично я сумел вполне убедиться. На его доброй совести два мероприятия.
Как-то утром звонок:
- Пливет. Польская лок-глуппа Тлубадулы сегодня плиедет в Муху
саппала-там. Они очень хотят познакомиться с Санкт-Петелбулгом. Холошо?
Хорошо-то хорошо. Но в Мухе уже кто-то пустил слух, и Муха не училась с
утра, а полным составом во главе с ректором, деканами и их семействами,
которым уступили первые престижные ряды, сидели в актовом зале, ожидая
исторической встречи Трубадуров и Санкт-Петербурга.
Вова Пенос владел, как показали события, польским языком в пределах...