"Александр Рекемчук. Пир в Одессе после холеры" - читать интересную книгу автора

совсем потерял его из виду и больше не встречал в печати его стихов.
Что же касается посла СССР в Ливане Сарвара Азимова, то до меня
доходили слухи, что он теперь живет в Ташкенте, работает таксистом.
Подражание классику
"...Если не мемуары, не роман, то что же я сейчас пишу? Отрывки,
воспоминания, куски, мысли, сюжеты, очерки, заметки, цитаты...
Но все равно мне не под силу заполнить этими жалкими обломками своей и
чужой памяти ту неизмеримую, вечную пропасть времени и пространства, на краю
которой я ворочаюсь до рассвета, измученный, истерзанный тяжелыми мыслями".
Это - из Валентина Катаева, из "Травы забвенья".
Ну вот, обрадуется читатель, наконец-то автор раскололся, признался в
том, кому столь бессовестно подражает, по чьему рецепту лепит свою прозу -
мог бы и раньше помянуть Катаева!
Да, действительно, в самую точку: отрывки, воспоминания, куски, мысли,
сюжеты, очерки, заметки, цитаты...
И опять же, как улика, совпадение координат: Одесса, а там, глядишь,
все двинется знакомым катаевским маршрутом: Киев, Харьков, Москва.
Так оно и будет.
Но я вспомнил о Катаеве совсем по другой причине.
Тогда, в начале семидесятых, старшие товарищи поручили мне сговорить
Валентина Петровича Катаева войти в состав секретариата правления Московской
писательской организации.
Мы созвонились, условились встретиться в Центральном доме литераторов -
там, наверху, за сценой зрительного зала, где в старинных кафкианских
коридорах ютилась эта канцелярия.
Понимая щепетильность возложенного на меня поручения, я все же не очень
робел, надеясь на то, что классик простит мне эту дерзость.
Я знал, я чувствовал, что он почему-то ко мне благоволит: обычно столь
язвительный и резкий, притом со всеми без исключения, даже с очень близкими
людьми, он был подчеркнуто добр в беседах со мною, разговаривал задушевно и
мягко, смотрел отечески - ведь я был ровно на тридцать лет младше него.
Неужели он просто улавливал в моих глазах всю степень читательского
обожания?
Разлученный в младенчестве, в самом нежном возрасте, с родным городом,
увезенный жить в другие города и веси, увезя из Одессы лишь смутные и
разрозненные блики памяти, я заново открыл для себя этот город по книге
Валентина Катаева "Белеет парус одинокий", которую прочел в детстве.
Вместе с юным героем этого романа Петей Бачей и его уличным приятелем -
сорванцом Гавриком я обживал Ланжерон и Фонтаны, Дерибасовскую и
Гимназическую - ту самую улицу, на которой родился, - Куликово поле и
Ближние Мельницы, Молдаванку и Пересыпь. Я будто бы своими глазами лицезрел
броненосец "Потемкин", сдавшийся, необитаемый, который тащат на буксире, как
на аркане, из Констанцы в Севастополь. Путешествовал на аккерманском
дилижансе, навьюченном корзинами с синими баклажанами. Я слышал своими
ушами, как яростно торгуется на привозе с рыбаками мадам Стороженко: "Где
бычки? Я не вижу. Может быть, вот это, что я держу в руках? Так это не
бычки, а воши..." И еще я слышал, как мечется в горячечном бреду матрос с
"Потемкина" Родион Жуков: "Башенное, огонь!.." И еще я видел белый мазок,
запятую, брошенную на сине-зеленый фон кистью сидящего под зонтиком
мариниста: лермонтовский парус над бедной рыбацкой шаландой...