"Жан Рей. Рука Геца фон Берлихингена" - читать интересную книгу автора

переоборудовал часть подвальной кухни в лабораторию. Туда допускался
только господин Финхаер да я, но моего присутствия в этом таинственном
месте они скорее всего просто не замечали.
По правде сказать, я старался быть полезным и с усердием раздувал с
помощью маленького кузнечного меха голубое пламя в печи.
В этом приюте тайных наук было холодно, а из толстых стеклянных колб
поднимались отвратительные запахи; но лицо моего дядюшки все время
оставалось серьезным, а толстые щеки господина Финхаера, несмотря на
низкую температуру, блестели от пота. Однажды, когда уже пробило четыре
часа, а вонь, исходившая из одной колбы, стала особенно отвратительной,
дядюшка поднял голову, освещенную странным зеленым светом, и взглянул на
потолок.
Господин Финхаер испуганно закричал:
- Смотрите!.. Ох! Смотрите же!
Мне было плохо видно, ибо я сидел против света, рядом с мехом, но мне
показалось, что зеленый туман стал обретать какую-то явственную форму.
- Паук... Да нет же, краб бежит по потолку! - с ужасом закричал я.
- Замолчи, негодник! - рявкнул дядюшка Квансюис.
Существо быстро потеряло свои очертания, только и осталось, что струйка
дыма под потолком, но я видел, как по лицам дядюшки и господина Финхаера
струились крупные капли пота.
- Я же вам говорил, Финхаер... тексты древних мудрецов никогда не лгут!
- Она исчезла, - пробормотал Финхаер.
- Это была только ее тень, но теперь-то я знаю...
Он не сказал, что именно он знает, а господин Финхаер не задал ни
единого вопроса.
На следующий день лаборатория была замкнута на ключ, а я получил в
подарок мех. Этот дар большого удовольствия мне не доставил, и я тут же
продал его за восемь су лудильщику.
Дядюшка Квансюис очень любил меня; он ценил и даже, наверное,
переоценивал значение тех мелких услуг, которые я ему оказывал.
Ему было трудно ходить - у него болела левая нога, и много позже я
узнал, что он страдал плоскостопием, - потому мне приходилось сопровождать
его во время редких и коротких прогулок. Он всей своей тяжестью опирался
на мое плечо, а переходя улицы и площади, не отрывал взгляда от земли,
словно слепой, бредущий за поводырем. Во время прогулок он рассуждал на
разные ученые и полезные темы, но я, к сожалению, забыл, о чем он говорил.
Некоторое время спустя после закрытия лаборатории и продажи меха он
попросил меня пойти с ним в город. Я согласился с удовольствием, ибо эта
прогулка освобождала меня от школы на целых полдня; к тому же просьба
дядюшки Квансюиса была приказом для моих родителей, которые только и жили
надеждой на будущее наследство.
В тот день наш древний и суровый город закутался в туман; моросил
мелкий дождь, и капли его, словно мышиные коготки, стучали по зеленому
полотнищу громадного зонта, который я держал над нашими головами.
Мы шли по мрачным улицам вдоль прачечных, перешагивая через ручьи,
вздувшиеся от мыльной мутной воды.
- Подумать только, - шептал мой дядюшка, - ведь эти мостовые, от
которых у нас болят ноги, звенели под копытами лошадей Карла V и его
верного Геца фон Берлихингена! Башни уже давно обратились в прах и пепел,