"Джин Рис. Антуанетта " - читать интересную книгу автора

с моим приемным отцом.
- Для этого нужно иметь какие-то серьезные причины, - говорил он маме,
а та отвечала: "Мне здесь надоело", или: "Надо навестить Ричарда" (это был
сын мистера Мейсона от первого брака, он учился в школе на Барбадосе,
собирался в Англию, и мы виделись очень редко).
- За домом мог бы присмотреть агент, по крайней мере, на первых
порах, - как-то сказала мама. - Местные нас ненавидят. Особенно меня.
Тогда-то мистер Мейсон и рассмеялся от всей души.
- Аннета, будь благоразумной, - сказал он. - Ты была женой
рабовладельца и дочерью рабовладельца и жила пять лет одна с двумя детьми,
пока мы не встретились. Тебе тогда было очень трудно, и все же никто не
подумал причинить тебе никакого вреда.
- Откуда ты знаешь, что никто не подумал причинить мне никакого
вреда? - осведомилась мама. - Просто тогда мы были бедняками, почти нищими,
и все над нами смеялись. Но теперь мы больше не нищенствуем. Ты человек
состоятельный. Думаешь, им неизвестно, что у тебя собственность на
Тринидаде? И еще кое-что на Антигуа? Они постоянно судачат о нас.
Рассказывают небылицы про тебя, распускают ложь обо мне. Они стараются
побольше разнюхать о нашей жизни - их интересует даже то, что мы едим на
обед.
- Они проявляют любопытство. Это в порядке вещей. Просто ты слишком
долго жила одна. Ты внушила себе, что все вокруг тебя не любят, а это не
так. Ты склонна впадать в крайности. Помнишь, как ты набросилась на меня,
когда я посмел сказать "ниггер"? Бросилась, словно дикая кошка! Ты сказала
тогда: "Нельзя называть их ниггерами и даже неграми. Все они чернокожие!"
- Ты не желаешь видеть в них хорошее, доброе начало, - отозвалась
мама. - И плохого в них ты тоже не замечаешь.
- Они слишком большие лентяи, чтобы представлять какую-то угрозу, -
сказал мистер Мейсон. - Я это успел понять.
- Лентяи они или нет, но жизненной силы в них побольше, чем в тебе. И
они могут быть жестокими и опасными по причинам, о которых ты и не
догадываешься.
- Нет, не догадываюсь, - отвечал в таких случаях мистер Мейсон, - где
уж мне...
Но проходило время, и мама снова заводила речь о том, что хочет уехать.
Она говорила настойчиво, сердито...

Когда в тот вечер мы возвращались домой, мистер Мейсон остановил экипаж
у лачуг чернокожих.
- Все на танцах, - сказал он. - И стар, и млад. Как пустынно выглядит
деревня.
- Если бы были танцы, мы бы слышали барабаны, - возразила я, надеясь,
что мы снова двинемся в путь.
Но мистер Мейсон не торопился - он смотрел, как садится солнце. Море
меняло краски, и когда наконец мы оставили Бертран-Бей и двинулись к дому,
оно обрело кровавый цвет. Еще издалека я увидела очертания нашего дома на
высоком фундаменте. Запахло папоротниками, рекой, и я вдруг почувствовала
себя в безопасности, подумала, что, наверное, попала в числе праведных.
Годфри часто говорил, что мы неправедны, а однажды, напившись, сообщил, что
нам молиться без толку, все равно мы обречены на вечное проклятие.