"Райнер Мария Рильке. Рассказы о Господе Боге" - читать интересную книгу автора

пожарами, словно шальными мыслями, что оставляют после себя лишь безбрежную
ночь. В степи народ толком не знал, что произошло. Но, охваченные странной
тревогой, старцы выходили по ночам из своих хижин и молча вглядывались в
высокое безмолвное небо, а днем какие-то фигуры вдруг вырастали на курганах,
что возвышаются над бескрайней равниной, как будто ожидая чего-то. Эти
курганы - могилы древних племен - покрывают всю степь, словно застывшие и
уснувшие волны. И в этой земле, где могилы - как горы, люди - словно бездны.
В их глубинах темно и безмолвно, а их слова - лишь тонкие, шаткие мостики
над их настоящей жизнью. Иногда темные птицы взлетают с курганов. Иногда
причудливые напевы падают в людей и исчезают в их глубине, а птицы теряются
в небе. Все безгранично, куда ни посмотри. Даже дома не укрывают от этой
безмерности; их маленькие окошки полны ею. Лишь в темных углах стоят древние
иконы, точно Божьи верстовые столбы, и свет от тусклых лампадок бродит в
них, как заблудившийся ребенок в звездной ночи. Эти иконы - единственная
опора, единственный надежный знак на пути, и ни одна семья не обходится без
них. В любой момент может потребоваться та или иная: когда, подточенный
червями, рушится старый дом, когда кто-то женится и строит себе новый, или
когда кто-то, как, например, старый Абрам, желает умереть с образом Николая
Чудотворца в руках - видимо, для того, чтобы, сличая с ним святых в небе, не
пропустить самого почитаемого из них.
Вот и Петр Акимович, деревенский сапожник, тоже пишет иконы. Когда он
устает от одной работы, он переходит, трижды осенив себя крестным знаменьем,
к другой, и его шила и молотки окружает то же благочестие, что и его кисть и
краски. Он уже стар, но держится довольно бодро. Подолгу сгибаясь над
сапогами, он вновь распрямляется перед картиной и так сохраняет хорошую
осанку и необходимое равновесие в плечах и пояснице. Почти всю свою жизнь он
провел один, не вмешиваясь даже в хлопоты когда его жена Акулина рожала ему
детей, и когда они умирали или женились. Лишь на семидесятом году Петр
сблизился с теми, кто еще оставался в его доме, и чье существование он,
казалось, заметил только теперь. Это были: Акулина, его жена, незаметная
смиренная женщина, всю себя отдавшая детям, старая безобразная дочь и Алеша,
сын, родившийся необычно поздно - ему шел восемнадцатый год. Петр хотел
научить его иконописи, потому что видел, что скоро уже не сможет выполнять
все заказы. Однако от учения пришлось отказаться. Алеша написал Пресвятую
Деву, но его работа оказалась так далека от строгого верного образа, что
скорее походила на портрет Марианны, дочери казака Голокопытенко, стало
быть, на что-то плотское и греховное, так что Петр поспешил, многократно
перекрестясь, изобразить на оскверненной доске святого Дмитрия, которого он,
неизвестно почему, ставил выше всех святых.
Алеша тоже не пытался больше писать. Если отец не велел ему позолотить
нимб на новой иконе, то он обычно пропадал где-то в степи, никто не знал,
где. Домашние его не удерживали- Мать дивилась на него и не решалась с ним
говорить, словно он был чужой или чиновник. Сестра часто била его, пока он
был маленький, а теперь, когда он вырос, стала презирать его за то, что он
никогда ее не бьет. И во всей деревне до парня никому не было дела.
Марианна, казачья дочь, лишь посмеялась над ним, когда он сказал ей, что
хочет на ней жениться, а других девушек Алеша и не спрашивал, согласятся ли
они пойти за него эамуж. И на Сечь, в Запорожье, его никогда не брали,
лотому что он казался слишком малосильным, да пожалуй
слишком юным. Однажды он убежал в ближайший монастырь, но и монахи его