"Феликс Разумовский. Поганое семя ("Умытые кровью" #1)" - читать интересную книгу автора

кое у кого и слезы в глазах. Жестокие люди весьма сентиментальны.
В обход очереди в гардероб Зотов разделся, глянул по сторонам, и едкая,
презрительная ухмылка легла на его губы - собралась свора. Да, здесь самые
матерые, хваткие, поймистые. Те, кто лучше других шли по следу, громче лаяли
и уверенней брали за глотку. Те, кто пережили смену псарей, сами не раз
попадали в капканы и умели рвать зубами собственных друзей. Именем
революции.
- Павел Андреевич!
Зотов повернул голову и увидел Володю Смирнова, со свитой и уже с двумя
звездами на погонах. Ишь как улыбается, не забыл, значит, кто ему
представление на генерал-майора писал.
- Как здоровье?
- Пока не окочурился. Сам-то ты как? - Зотов протянул руку одному
только Смирнову. Прихлебатели обойдутся.
- Так себе. Пойдем, Павел Андреевич, в зал. - Глаза генерала Володи
налились тоской, и без слов все стало ясно. В Москве снова перетасовали
карты, и надо ждать перемен. К худшему.
Вошли в зал, уселись, и дальше все покатилось по давно проложенным
рельсам. Вынос знамен, выступление Первого, награды молодым, почет бывалым.
Обычно ветеранам дарили грамоту, пять цветочков и что-нибудь вроде наручных
часов с гравировкой. На этот раз были только три гвоздики, а на память
презентовали бронзовую медаль с видом Дворцовой набережной, хорошо - не
Арсенальной. Потом начался концерт. После патриотических ораторий запели про
темно-вишневую шаль, замелькали сарафаны девушек-красавиц, и, глядя на них,
Зотов вдруг вспомнил Лефортово, Дворцовый мост через ленивую Яузу и Красные
казармы, в которых располагалось Московское пехотное юнкерское, с 1906 года
называвшееся Алексеевским, училище. Свое производство в офицеры.
Под музыку военного оркестра он тогда стал подпоручиком и получил
личное оружие, а вечером они всей полуротой рванули на Тверскую, к мамзелям.
Была там одна, так лихо отплясывала канкан на столе, среди бутылок
шампанского. Выше головы закидывала ноги в ажурных кремовых чулках. Как же
звали ее? Анжела, Грета, Анеля? Да какое это сейчас имеет значение. На ней,
помнится, были модные тогда батистовые панталоны с разрезом в шагу. Они были
шелковисты на ощупь, пахли духами и пряным, вызывающим сладостную дрожь
женским телом. Сколько времени прошло, почему же так заныло сердце? Нет, оно
не ноет, просто болит, словно кто-то медленно вгоняет в него бурав. И левая
рука затекла, будто свинцом налита, может, уже паралик хватил? Нет,
шевелится пока, значит, можно сделать вид, что аплодируешь, показать, что
все еще жив.
К концу второго отделения Зотова вроде бы отпустило, и в числе особо
избранных он поплелся в банкетный зал - торжественно ужинать. Особо
избранные, умудренные жизнью, познавшие огонь, воду и медные трубы, смотрели
на него с уважением. Надо ж, прошел от ОГПУ до КГБ и все еще не расстрелян,
на свободе и даже при пенсии. Не понимали они своим песьим разумением, как
можно выжить, когда всю свору ведут на живодерню. Когда псари отстреливают
гончих и расставляют капканы на борзых. Когда собачья смерть милей собачьей
доли. Главного не понимали они - что Зотов никогда кабсдохом не был.
Стол в банкетном зале изгибался буквой "п". Скатерть белая, икра
черная, рыба красная. Победнее все стало, чем в прежние-то года, явно
победней. Горбуша вместо чавычи, "оливье" без языка, однообразие водочных