"Феликс Разумовский. Поганое семя ("Умытые кровью" #1)" - читать интересную книгу автора

картуз и рывком открыл щелястую дверь стодола.
- Смирна! - Дежурный офицер, прапорщик Трепов, сделал вид, что отдал
честь, и широкоскулое лицо его добродушно прищурилось. - Господин поручик, у
нас бэз происшэствий! Кушать будэшь?
Служил он давно, еще с русско-японской, вышел в офицеры из фельдфебелей
и бывших воспитанников юнкерского корпуса не жаловал, считая их слюнтяями и
маменькими сынками. К Граевскому, впрочем, это не относилось.
- Вольна! - Тот привычно откозырял и, скривившись, - кому нужны на
войне эти игры в субординацию! - вспомнил, что по случаю похмелья целый день
ничего не ел. - Пожалуй. Вначале загрузим брюхо, голову потом.
Зевнув, он примостился в углу, возле шаткого, сколоченного второпях
стола, и вытянул гудевшие ноги. Несмотря на жару, в стодоле было прохладно.
Пахло хлебом, мышами и, как-то по-особенному терпко, сладкой прелью
отволглого сена. Его солдаты отдыхали. Кто спал, уютно устроившись на
лежалой соломе, кто курил, а кто-то вспоминал дом и вполголоса, больше про
себя, тянул заунывное: "Ой, да разродимая моя сторонка, не увижу больше я
тебя..."
Акимовские казаки сидели сами по себе, с солдатами не мешаясь,
несовместно, мужики-лапотники. Все чубатые, крепкие, как на подбор, корнями
уходящие в Запорожскую Сечь. Порода. Пластуновский курень. Верно, такими же
ладными, уверенными в своих силах были и предки их, гордо именовавшие себя
"лыцарями и товарищами". Жили по совести. Питались скромно - саламахой,
кулешом да щербой, стояли крепко за веру Христову, а приведись смерть
встретить - умирали достойно. Одни в бою, другие от ран, третьи на колу, в
огне или на крюке. От старости умирали редко. И всегда промеж них были люди
беглые, из крепостных - балаклеи, болаховцы да капканники. Вольный народ
земли русской.
Да ведь и сам-то Граевский не из Рюриковичей вышел. Не из столбовых
дворян. Род его не древний, от опричнины. Тогда в цене были люди подлые,
скаредники да кромешники, не имевшие ни стыда, ни совести. Царь таковских
привечал, землицей жаловал, и некоторые из простых с повадкой воровской,
тяжелой в дворянство вышли. Конечно, не ахти какая знать, в Готский альманах
не впишут, но все же...
Только прошлое лиходейство горем аукнулось до девятого колена. Отцы
виноградом баловались, а у детей оскомина. У Граевских, к примеру, дела год
от году шли все хуже. Спивались, играли в карты, распутничали, пока отец
поручика не промотал последнее и не повесился в клозете на подтяжках. Ни
гроша не оставил, лишь родительское благословение поступать в кадетский
корпус. Хорошенькое наследство, черт побери!
Скоро у колченогого стола сделалось тесно от собравшихся офицеров.
Денщик принес духовитую, томленную на консервах гречку, кой-какую огородину,
несомненно ворованную, и поручик в одиночестве принялся есть. Подчиненные
смотрели ему в рот, пили чай из кружек и курили. Они уже отобедали и,
мучаясь неопределенностью, ждали приказаний. Настроение было так себе.
Ничегонеделанье всем обрыдло хуже горькой редьки, уж лучше в бой. Граевский
вяло ковырялся ложкой в каше, катал на скулах желваки, медленно жевал - сам
ждал нарочного с пакетом.
- А помните, господа, в довоенное-то время, - молчание прервал поручик
Вольский, гурман, отчаянный ерник и любитель поговорить, - заходишь в кабак,
на чистой скатерти водочка, закусочка. Калгановая, под миноги. Налимья уха,