"Феликс Разумовский. Зона бессмертного режима" - читать интересную книгу автора

та еще бабушка, божий одуванчик, хранительница и разжигательница бродовского
очага. А вот и она...
______________
* Старообрядец, плативший за веру две дани.

- Значит, приехал, - отворачиваясь от жара, внесла баба Аля домашний
хлеб, привычно положила на стол и посмотрела на Данилу так, будто тысячу лет
его не видела. - Внучок...
- Здравствуй, ба. - Бродов с осторожностью обнял ее, вытащил
оренбургский платок, который через кольцо продеть можно. - Носи на здоровье.
Платок был серый, один в один как у матери и, наверное, тоже сотый по
счету. А что привезешь еще-то? Вроде все есть.
- Спасибо, внучек, - кивнула бабушка и тонко улыбнулась со скрытой
иронией: - Ты все в своем репертуаре. Ну что, ребята, хлеба поспели, можно
начинать.
Дважды уговаривать никого было не надо, сели за стол. На нем - всего
горой, и свежее, с пылу с жару, и томленое, бочковое, из-под гнета.
Шпигованная поросятина и малосольный ленок, тушеная медвежатина и лососевая
печень, вареная икра и жареные пельмени. А котлеты из сырка - рыбы, чье мясо
слаще куриного, картошечка, грибки, светящиеся изнутри вилки капусты. И
конечно же, омуль, омуль, омуль, гастрономическая гордость байкальской
земли. Только вот что-то мало стало его в озере, в знак искреннего уважения
называемого исстари морем.
- М-м, холодненькая. - Бродов-старший открыл бутылку, привезенную
Бродовым-младшим, не торопясь налил, дернул взволнованно кадыком. - Ну, за
нас, за семью, за фамилию. Бывайте, други, живы и здоровы.
Чокнулись, выпили, взялись за еду. Не торопясь, со вкусом и молча.
Какие могут быть разговоры, пока не утолен первый голод? Не скоро налили по
второй, потом выпили в охотку под лососевую тешу, и слово за слово, не
спеша, потекла застольная беседа. О том, о сем, об этом. Только боже упаси
не о политике, не о Думе, не о выборах, не о темпах роста нашей жизни и не о
харях, что каждый день показывают по телевизору. Зачем портить аппетит?
- Ну-ка, сын, давай-ка моего, - сказал после жареных пельменей
Бродов-старший и ловко потянул к себе объемистый графинчик. - А то все пьем,
пьем, а толку...
В графине том, Данила знал, был брусничный, двойного гона, первачок.
Адская штука, хоть и прозрачен, как слеза. Ни малейшего сивушного духа, лишь
слегка отдает лесом и травами, а спичку поднесешь - чистая аква вита, горит
ярким синим пламенем. А еще развязывает языки, кружит головы и валит с ног
самых крепких мужиков. Та еще огненная водица, с ней ухо нужно держать
востро.
- Ну, благословясь, будем. - Бродов-старший поднял стакашек, на
мгновение замер, посмотрел на Данилу: - За тебя, сынок. Расти большой.
Данила ему нравился. И даже не потому, что сын, наследник, кровинка, а
потому что мужик в него, Бродова-старшего, пошел. Вырвался из океана-тайги к
настоящим морям, выучился, заматерел, офицером стал. Старшим, морским,
вперед положенного срока. И потом, когда приперло, жопу никому лизать не
стал, плюнул и на карьеру, и на чины, в одной шинелишке вернулся домой. И
ведь не пропал, не сгинул, показал себя, в люди выбился. Да еще как выбился.
Ладный мужик, бродовской породы. Такой и на зоне будет человек. Хотя упаси