"Феликс Разумовский. Зона бессмертного режима" - читать интересную книгу автората еще бабушка, божий одуванчик, хранительница и разжигательница бродовского
очага. А вот и она... ______________ * Старообрядец, плативший за веру две дани. - Значит, приехал, - отворачиваясь от жара, внесла баба Аля домашний хлеб, привычно положила на стол и посмотрела на Данилу так, будто тысячу лет его не видела. - Внучок... - Здравствуй, ба. - Бродов с осторожностью обнял ее, вытащил оренбургский платок, который через кольцо продеть можно. - Носи на здоровье. Платок был серый, один в один как у матери и, наверное, тоже сотый по счету. А что привезешь еще-то? Вроде все есть. - Спасибо, внучек, - кивнула бабушка и тонко улыбнулась со скрытой иронией: - Ты все в своем репертуаре. Ну что, ребята, хлеба поспели, можно начинать. Дважды уговаривать никого было не надо, сели за стол. На нем - всего горой, и свежее, с пылу с жару, и томленое, бочковое, из-под гнета. Шпигованная поросятина и малосольный ленок, тушеная медвежатина и лососевая печень, вареная икра и жареные пельмени. А котлеты из сырка - рыбы, чье мясо слаще куриного, картошечка, грибки, светящиеся изнутри вилки капусты. И конечно же, омуль, омуль, омуль, гастрономическая гордость байкальской земли. Только вот что-то мало стало его в озере, в знак искреннего уважения называемого исстари морем. - М-м, холодненькая. - Бродов-старший открыл бутылку, привезенную Бродовым-младшим, не торопясь налил, дернул взволнованно кадыком. - Ну, за Чокнулись, выпили, взялись за еду. Не торопясь, со вкусом и молча. Какие могут быть разговоры, пока не утолен первый голод? Не скоро налили по второй, потом выпили в охотку под лососевую тешу, и слово за слово, не спеша, потекла застольная беседа. О том, о сем, об этом. Только боже упаси не о политике, не о Думе, не о выборах, не о темпах роста нашей жизни и не о харях, что каждый день показывают по телевизору. Зачем портить аппетит? - Ну-ка, сын, давай-ка моего, - сказал после жареных пельменей Бродов-старший и ловко потянул к себе объемистый графинчик. - А то все пьем, пьем, а толку... В графине том, Данила знал, был брусничный, двойного гона, первачок. Адская штука, хоть и прозрачен, как слеза. Ни малейшего сивушного духа, лишь слегка отдает лесом и травами, а спичку поднесешь - чистая аква вита, горит ярким синим пламенем. А еще развязывает языки, кружит головы и валит с ног самых крепких мужиков. Та еще огненная водица, с ней ухо нужно держать востро. - Ну, благословясь, будем. - Бродов-старший поднял стакашек, на мгновение замер, посмотрел на Данилу: - За тебя, сынок. Расти большой. Данила ему нравился. И даже не потому, что сын, наследник, кровинка, а потому что мужик в него, Бродова-старшего, пошел. Вырвался из океана-тайги к настоящим морям, выучился, заматерел, офицером стал. Старшим, морским, вперед положенного срока. И потом, когда приперло, жопу никому лизать не стал, плюнул и на карьеру, и на чины, в одной шинелишке вернулся домой. И ведь не пропал, не сгинул, показал себя, в люди выбился. Да еще как выбился. Ладный мужик, бродовской породы. Такой и на зоне будет человек. Хотя упаси |
|
|