"Алексей Разин. Изяслав-Скиталец (Рассказ) [И]" - читать интересную книгу авторанапоил и сказал, что ежели он еще раз придет в Тмутаракань, то он ему
отрежет нос и уши. — И как ты, батюшка-князь, хочешь, — говорил он со слезами, — а я в эту касожскую землю больше не пойду ни за какие сокровища. Там хорошо, слов нет, там и зимы почти не бывает, и рыбы столько, что ее девать некуда, и торговля с этими греками корсунскими и царьградскими идет горячая. Только с этими касогами ладу никакого нет. А брат Ростислав у них как свой, и слушаются они его как своего князя. Когда боярин Тукы узнал, что и как было, когда он услышал, что в провожатые Ростислав дал Глебу молодого Вышату Остромировича, сына новгородского посадника, у него мелькнула мысль, что князя Глеба теперь всего удобнее отправить в Новгород. Князь слаб именно настолько, насколько нужно, чтобы Новгород сидел смирно, а посадник Остромир сделает все угодное киевскому князю, только бы на него не пала вина сына, который пособляет в междоусобной войне. Князья долго совещались, как быть дальше с бунтовщиком-изгоем, и решили отдать все это дело боярину Тукы, чтобы он устроил его как знает через корсунских греков. Так и записал угрюмый боярин в своем списке, и решение это дал подписать князьям. Дядьки, может, и не знали, что они подписывают смертный приговор своему племяннику. Но не успели они успокоиться, как пришли вести о великом бедствии во Пскове от другого племянника. Полоцкий князь Всеслав подступил к Пскову и обложил его со всех сторон. Старый Тукы прибежал с этим известием к князю, а князь уже слышал и посылал за своим верным советником. — Ну, что же мы с этим разбойником делать будем? — спросил князь. как-нибудь постараться захватить, да и засадить в крепкое место, чтобы в другой раз не думал выходить из положенных пределов. Известно, племянник против дяди ничего не смеет... — Эх ты все свое толкуешь, боярин! — вскричал Изяслав. — Не то беда, что он против дяди пошел, а то, что Русская земля так-то распадется. Едина Русская земля или не едина? — Это я не знаю, — отвечал боярин, развертывая свой свиток с именами князей, — а только по списку этого не видно. Что дальше Бог даст — не знаю, а пока на Руси пять владетелей. — Да разве я им всем не вместо отца поставлен? Разве не я — глава всей Русской земли? — Верно ты говоришь, глава! Так у меня в списке написано; только нигде этого не видать, чтобы голова у рук спрашивалась: а что, господа руки, не скинуть ли мне шапку, не надеть ли шелом? Не видать также, чтобы у рук было свое дело, помимо того, которое надобно голове. — Это, брат, я двенадцатый год от тебя слышу! — возразил князь. — А все ты мне не скажешь: как же тут быть? — Я пробовал говорить, — отвечал боярин, — да ты тогда мне дал такой нагоняй, что я и зарекся... — Что? Это ты Святополка Окаянного хотел из меня сделать? Чтобы я руку поднял на братьев родных? Нет, ты мне лучше об этом не заикайся, а то я рассержусь по-тогдашнему. Я братьям своим и всему роду Ярославову отец; а какой отец детей своих истребляет? Это и у волков не слыхано. Если б у тебя хоть немного совести было, так ты не заикнулся бы об этом. А ты скажи |
|
|