"Лев Разгон. Непридуманное" - читать интересную книгу автора

побег.) Софья Александровна рассказала своей посетительнице, что Глеб
Иванович попал в тюрьму, тяжело болея туберкулезом. В тюрьме болезнь
разыгралась, и Бокий был почти обречен. Но Софья Александровна обратилась к
Манухину, и тот, имевший какие-то чрезвычайно сильные связи, добился
перевода
арестанта в свою больницу. И вылечил его - навсегда! - от чахотки.
Поэтому единственный - считала Софья Александровна,--кто может
воздействовать
на Бокия --Манухин.
Дальше все произошло, как в банальном святочном рассказе. Манухин
потребовал, чтобы Председатель ЧК перевел его пациента из тюрьмы
в больницу. "Для меня все пациенты - равны. Я лечил вас - большевика,
я буду лечить другого пациента - великого князя! И если вы - порядочный
человек,-- обязаны перевести князя в мою больницу", --так сказал Манухин
Бокию. И Глеб Иванович перевел великого князя в больницу, и там ему
быстро организовали бегство за границу.
Вся эта история была рассказана со всей обстоятельностью, и я с
интересом принес этот журнал на Спиридоновку Софье Александровне. Но,
в общем, характеристика "обаятельного и доброго человека", которую ей
дал
автор рассказа в эмигрантском журнале,-- была правильной. Софья
Александровна была человеком не только добрым и широким, но и
обаятельным. И именно благодаря этим ее качествам квартира Москвина
была всегда переполнена гостями и большим шумством. Ибо друзьями дома были
не сотоварищи Москвина по партийной работе, не их скучные семьи, а довольно
богемная, по преимуществу артистическая публика. Я не могу припомнить,
когда и каким образом познакомились и подружились такие несхожие люди,
как Москвин и другой Москвин - артист; почему так дружил с Москвиным и
Софьей Александровной знаменитый певец - Николай Николаевич Озеров. Но из
многих людей, постоянно бывавших на Спиридоновке, я больше остальных
запомнил именно их.
Семья Москвина - артиста, была, пожалуй, самой близкой. Сам Иван
Михайлович очень часто приезжал на Спиридоновку из театра после спектакля.
Он вкусно ел и пил, азартно играл в кункен, принимал активное участие во
всех играх молодежи, был режиссером и главным участником театрализованных
шарад, рассказывал анекдоты и чувствовал себя совершенно свободно. Его жена
--Любовь Васильевна-- бывала чаще всего днем и уединялась с Софьей
Александровной, чтобы, очевидно, выплакать ей свои семейные горести. А мы --
молодежь--очень дружили с их сыном - Володей. Это был угрюмоватый, весьма
сильно пьющий молодой человек, талантливый актер в театре Вахтангова, мрачно
относившийся к конформизму своего знаменитого отца.
Брат его --Федя --был незаметным в этой артистической семье.
Мы частенько бывали и в квартире Москвиных в Брюсовском переулке.
Квартира была завешана картинами Репина, Левитана, Коровина, Сомова...
Еще больше картин было в квартире сестры Любови Васильевны в этом же
доме, на верхнем этаже. Сестра эта - Екатерина Васильевна Гельцер - жила
одна в огромной, завешанной картинами, квартире. Меня в ней поражал
репетиционный зал с балетным станком и постоянное наличие молодого
аккомпаниатора. Знаменитая балерина была несколько надменна и, когда
приезжала в гости на Спиридоновку или же на дачу в Волынское, всегда