"Энн Райс. Песнь крови" - читать интересную книгу автора

захлебнуться в потоках любви ко всему клану Мэйфейров, будто бы все они
спустились к нам с окрестных гор, держа в руках свечи, позаимствованные из
малобюджетных фильмов.
Голубые глаза Михаэля устремились на меня. Несмотря на усталость, в нем
ощущалась безмерная сила, гордость за дом и легкое удовольствие, когда он
заметил, как я осматриваюсь.
- Я оштукатурил его, покрасил, провел электрику, отполировал полы,
навел лоск, - бормотал он певуче. - Я научился всему этому на западе, и за
все время, пока отсутствовал, я никогда не забывал этот дом, привыкнув
слоняться здесь, как маленький мальчик, никогда не забывал, и никогда,
конечно же, не мог и мечтать о том, что стану здесь хозяином (смешок). Вот
так вот. Если, разумеется, у этого дома может быть хозяин, когда у него есть
хозяйка, или даже две, и было время, очень продолжительное время... - он
потерял нить. - Пойдемте. Давайте я покажу вам библиотеку.
Мне осталось только неспешно последовать за ним.
Ночь снаружи тяжело напирала на окна, слышалось пение крылатых существ,
пульсирующее кваканье лягушек, авторитетно живописующих большой сад. Тесный
коридор, пропадающие в вышине стены. Зловещие ступени. Слишком узкие,
слишком длинные. И снова запах существ. Но еще сильнее - запах человеческой
смерти. Почему я так решил? Рука, коснувшись стержня винтовой лестницы,
выбила искру воспоминаний. Смертные падали и падали вниз. Эту лестница
соорудили специально, чтобы свернуть на ней шею. Эти двери, как двери в
храм, противились нашему непочтительному проникновению.
- ...завершилось в 1868 году, - говорил Михаэль. - ...Все, и едва
затронуло эту комнату. Но лучшая отделка во всем доме.
Стена книг, корешки из старой кожи.
- Великолепный потолок. Я вижу маленькие лица, выписанные на штукатурке
медальона.
Мона обошла комнату по кругу, - красный ковер приглушал цоканье ее
каблучков, - приблизилась к длинному окну, выходившему на маленькую веранду,
и уставилась в ночь с таким видом, будто бы ей было суждено, притаившись за
кружевными шторами, вынести миру приговор. На кружеве красовались павлины.
Затем она развернулась и уставилась на Михаэля.
Он кивнул. При взгляде на него нечто угрожающее всколыхнулось в ее
памяти. Нечто ужасное, смертоносное приблизилось к веранде. Гимны мертвых и
умирающих. Семейные призраки леденили кровь. Отрицание. Спешка. Роуан ждет.
Роуан страдает. Роуан где-то очень близко.
- Пойдем, дорогая, - сказал он Моне.
Мой голос звучит так же интимно, когда я так обращаюсь к ней? На какой
то момент мне захотелось обвить ее рукой, только для того, чтобы предъявить
свои права.
Теперь она мой птенец, мое дитя. Как постыдно.
Столовая представляла собой идеальный квадрат с идеально круглым
столом. Стулья - чиппендель. Стены расписаны картинами со сценками из
золотой поры быта плантаторов. Очень странный канделябр. Я не знаю, как он
называется. Он размещался очень низко, как и великое множество свечей.
Роуан одиноко восседала за столом, четко отражаясь от его поверхности.
Она была облачена в темно-пурпурный стянутый кушаком халат с атласными
лацканами - в мужском стиле. Но узкие плечи и пикантно гладкое лицо делали
ее очень женственной. Из-под края одежды виднелась тонкая белая полоска