"Энн Райс. Песнь крови" - читать интересную книгу автора

- Итак, - произнесла она восхитительным хрипловатым голосом, этим своим
чарующим голосом, - Мы, Мэйфейры, в своем узком семейном кругу становимся
хранителями еще одного священного секрета, еще одно племя бессмертных
пожаловало к нам.
Легко, неуловимо она выскользнула из моих объятий, незаметно поцеловав
мою руку, подошла к Михаэлю, сжала ему плечи ладонями и взглянула через стол
на Мону.
- И вот каким-то образом подошел к концу мой гнозис, - она
продолжила: - И теперь естественно... да, конечно же, я встану на защиту
открывшейся нам правды, а также вернусь в мир, который я создала и который
так во мне нуждается.
- Детка, ты вернулась, - прошептал Михаэль.
Я просто обожал его.
А когда наши глаза встретились, я понял, что она совершенно признала
меня, была исполнена уважения ко мне и так глубоко понимала мою жертву, что
в головокружительной тишине я не мог подобрать слов.
Так буквенные строчки воспаряют над реальностью, одухотворенные
поэтическим вдохновением. Вся ты прекрасна, любимая моя, грозна, как полки
со знаменами. Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня. Запертый
сад - сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник.


Глава 16

Почему я так сильно любил ее? Уверен, читатель этих строк задается
вопросом: что же в ней было, что вызывало во мне такую любовь?
Что же отличало ее от прочих, почему ты так ее любил? Как ты, любовник
мужчин и женщин, вампир, погубитель невинных душ, оказался способным на
такую любовь? Ты, средоточие легко воспламеняемой страсти, ты, дефилирующий
из века в век во всеоружии своего убийственного обаяния, - за что ты любил
ее?

Что я могу ответить? Я не знал ее возраста. Поэтому в моей книге о нем
нет ни слова. Не могу сказать, какие у нее были волосы, кроме того, что они
были коротко подстрижены и завиты на кончиках, на ее гладком лице не
появилось и намека на морщины, а ее фигура была мальчишеской.
Но имеют ли смысл перед лицом ясной любви детали? Сами по себе они
ничего не значат. Впрочем, если допустить, что женщины такой силы умеют по
собственной воле придавать особое значение своим чертам, изгибу бровей,
осанке, манере двигаться, даже тому, как падают на скулы волосы, длине шагов
и их звуку, то детали, возможно, значат все.

Рядом с огненной рыжеволосой Моной, она, скорее, напоминала пепел.
Женщина нарисованная углем, с лишенным сексуальности, пронзительным
взглядом, душой, настолько огромной, что, казалось, она проявляла себя в
каждом штришке ее облика и готовилась излиться в бесконечность. В сравнении
с ее знанием мира познания всех тех, кого она встречала и еще встретит,
казались незначительными.
Только вообразите себе ее одиночество.
Она не беседовала с людьми. Она просто не разговаривала с ними. Одному