"Элеонора Раткевич. Одноногий бегун" - читать интересную книгу автора

хорошо, это просто замечательно... тот, у кого никогда не было друзей,
считай, что и не жил вовсе... так пристало ли человеку радоваться, когда
друзья уходят? Да, но вместе с друзьями уходят и их голоса, звуки их шагов,
звон оружия и шорох одежды... и остается только тишина. Ничем не наполненная
тишина. И звуки не скачут от стены к стене, как ополоумевшие мячики. И не
грохочут в голове пьяные колокола. И можно закрыть глаза, а потом снова
открыть их, медленно-медленно, чтобы взмах ресниц не спугнул тишину. А потом
смотреть в потолок... ведь это же так приятно - смотреть в потолок... он
ведь совсем такой же, как и до контузии... восхитительный в своей
неизменности потолок... смотришь на него и говоришь себе, что ты тоже совсем
не изменился - прямо как этот потолок... что не было никакой контузии, а
мучительная боль, страдания, противный привкус лекарства во рту - просто
так, понарошку... что ты все еще прежний... и останешься прежним... и жизнь
твоя будто бы и не поменялась бесповоротно... лежать и смотреть в потолок...
и ничего, ничего не слышать, чтобы не проснулось то страшное, что так
самовластно распорядилось твоей судьбой и твоим телом. Потому что это тело
теперь уже не только твое. Оно принадлежит еще чему-то... или кому-то...
кому-то упрямому и зловредному... кому-то, кто задался целью мешать тебе,
причинять боль. До сих пор ты никогда не болел - а теперь ты меченый.
Меченый болезнью - а значит, и смертью.
Мерзко, мерзко думать о смерти - лучше уж думать о тех, кого она успела
похитить. Вспоминать, какими они были при жизни. Внезапно Шеккиху
представилось лицо его бабушки. В паутине трещинок на потолке проступили
морщины, сам собой возник пристальный взгляд - Шекких даже смигнул, но
видение не исчезло. А он-то думал, что и вовсе забыл ее за давностью лет.
Оказалось, все он помнит - и проницательную улыбку, и скрюченные старостью
пальцы, и шаркающую ревматическую походку, и даже обыкновение вставать с
места со словами: "Ну я ж тебе, мерзавке, покажу!"
Странные шутки шутит память с человеком! Слышал эти слова Шекких
несчетное количество раз - а понял их только теперь. Мальчиком он дивился,
отчего бабушка постоянно беседует сама с собой, да еще и честит себя
мерзавкой... но она разговаривала не с собой! Она говорила с той мерзостью,
которая захватила ее тело, отторгла, сковала, цеплялась изнутри за суставы,
мешала ходить, сидеть, стоять... со старостью, болезнью - вот с кем она
говорила! С ненавистным врагом, которого надо одолевать ежечасно,
ежеминутно, каждым шагом, каждым вдохом. Не дать этому врагу торжествовать
над собой. Пожалуй, бабушка Шеккиха была лучшим бойцом, которого он только
знал: до самой своей смерти из своей беспрерывной схватки она выходила
победителем.
Забавно даже... неужто старенькая бабушка - лучший боец, чем он сам? А
ведь так оно по всему и выходит. Правда, у него нет опыта подобных боев, а у
бабушки подобного опыта было с лихвой, на троих таких, как Шекких,
наберется. Да и мудрости у нее было хоть отбавляй. В детстве Шекких только
рот кривил, когда бабушка бралась учить его уму-разуму... теперь бы
послушать ее ехидные сентенции и странные притчи!
А притчи, и точно, были странные. Взять хоть эту историю про одноногого
бегуна. Кто не слышал сказки о человеке, который мчался быстрее ветра -
да-да, том самом, что передвигался на одной ноге, а другую подвязывал?
Сказочный бегун и на одной ноге передвигался быстрее, чем все прочие - на
двух, и ногу подвязывал, чтобы, сделав пару шагов, не убежать нечаянно на