"Элеонора Раткевич. Одноногий бегун" - читать интересную книгу автора

остановить, остановить хоть на долю мгновения...
- Закрой глаза, - скомандовал лекарь, и Шекких со стоном подчинился.
- Где я? - будь ты проклят, откуда мне знать, где ты?! Поймай свой
голос, прикажи ему замереть, тогда отвечу, где.
- Где я?
- Где я?!
- Где я?..
- Открой глаза...
Вот уж этому приказу Шекких подчинился с удовольствием. Тяжело смотреть,
как добродушный весельчак лекарь враз становится печальным и так старательно
отводит взгляд, будто опасается тебя им испачкать? Может, и тяжело. Но все
лучше, чем странствовать в темноте, наполненной исходящими из ниоткуда
голосами.
- Что, совсем плохо дело? - осведомился один из эльфов.
- Могло быть и хуже, - сипло ответил лекарь, и по комнате разнесся с
новой силой чесночный запах. Пальцы лекаря задвигались в воздухе - не то
отгоняя прочь особенно сильные ароматы, не то изображая, насколько именно
хуже могло бы быть.
А вот и нет, свирепо думал Шекких, покуда лекарь разъяснял обеспокоенным
эльфам, что произошло с их боевым товарищем. Хуже ничего не могло случиться.
Худшего он себе не мог бы представить, даже если бы очень постарался. Или
мог бы... конечно, мог бы... но отчего-то самые мрачные возможности по части
собственной судьбы не вызывают сейчас у Шеккиха ничего, кроме вялого
равнодушия. Зато постигшее его несчастье пробуждает в нем неимоверную
ярость. Какое ему дело, что могло быть и хуже - довольно уже и того, что
сейчас все скверно, и впредь будет скверно! И лекарь тоже хорош - ну как
есть ничего не понимает. Боль, видите ли, скоро пройдет и возобновляться
будет нечасто. Нашел, чем утешить, клистир скрюченный! Да хоть бы она и
усилилась - что с того? Как-нибудь Шекких сумел бы притерпеться... сейчас,
конечно, с трудом верится, что можно до скончания дней терпеть нечто
подобное, но он-то знает, что притерпелся бы. Нет, не боль... пес с ней, с
болью... ты бы лучше сказал, пластырь ты ходячий, как дальше жить с этаким
калечеством? Ловец черных магов, разведчик-диверсант, неспособный определить
направление звука. Нет, не глухой - хуже, чем глухой! Обреченный блуждать в
лабиринте голосов... не зная даже, куда обернуться на дружеский оклик... что
уж о врагах говорить! Отныне и навсегда - не лесник, не охотник, не
разведчик, не солдат - кусок мяса, который ест, пьет и спит.
Охватившую его ярость Шекких не выразил ничем. Он лежал молча, не стонал
и не сопел даже, когда его многострадальную голову обматывали повязкой,
пропитанной целебным отваром. И лечебную настойку проглотил безропотно,
нимало не жалуясь на ее гадостный вкус - даже не поморщился, когда край
кружки коснулся его приоткрытых губ, и гнусное зелье полилось ему в глотку.
И когда эльфы пичкали его своим бальзамом, тоже ни слова не сказал. Лекаря
его безразличная кротость ничуть не успокоила, скорей уж встревожила. Он
внимательно посмотрел на Шеккиха, будто собираясь сказать ему что-то важное,
но так ничего и не сказал, только заерзал шеей с такой силой, словно
собирался счесать кожу с затылка.
Когда эльфы, а с ними и лекарь наконец-то пожелали Шеккиху скорейшего
выздоровления и ушли, тихонько притворив за собой дверь, он мысленно
усмехнулся - на настоящую усмешку сил недоставало. Друзья - это очень