"Жан Расин. Британик " - читать интересную книгу автора

неизменно должны быть перед нашим мысленным взором, и мы без устали должны
спрашивать себя, что сказали бы Гомер и Вергилий, прочитай они эти стихи?
Или Софокл, если бы увидел на театре эту сцену? Так или иначе, я никому не
препятствовал бранить мои произведения - все равно это было бы бесполезно;
"Quid de te alii loquantur ipsi videant, sed loquentur tamen", {"Пусть
другие решают, что им говорить о тебе, но говорить они, несомненно, будут"
(лат.).} - говорит Цицерон. {18}
Да простит мне читатель это маленькое предисловие, где я объясняю ему
соображения, которыми руководствовался, когда писал трагедию. Что может быть
натуральнее желания защититься, если на тебя нападают и, по твоему
разумению, несправедливо? Я вижу, даже Теренций {19} писал прологи только,
чтобы оборониться от хулы старого злокозненного поэта {19а} (malevoli
veteris poetae), который ретиво собирал голоса против него и занимался этим
до самого начала представления его комедий. {20}

... Occepta est agi:
Exclamat, etc. {*}
{* ... Не успели начать,
Он закричал, и т. д. {21} (лат.).}

Одного вполне основательного замечания мне все же не сделали. Однако,
что ускользнуло от зрителей, то, быть может, заметят читатели: Юния у меня
становится весталкой, меж тем Авл Геллий {22} сообщает, что в весталки
принимали девочек не моложе шести лет и не старше десяти. Но в моей трагедии
народ берет Юнию под свое покровительство, и, как мне кажется, приняв в
расчет ее происхождение, добродетель и несчастную участь, он может
пренебречь возрастом, предписанным по закону, как много раз пренебрегал
узаконенным возрастом, когда избирал в консулы знаменитых людей, достойных
этой почетной должности.
Короче говоря, я ничуть не сомневаюсь, что можно было бы сделать еще
немало замечаний, притом такого рода, что я принужден был бы их принять и
воспользоваться ими в будущих моих сочинениях. Но я от души жалею людей,
пишущих только в угоду публике. Яснее всего видят наши недостатки как раз те
люди, что охотнее всего закрывают на них глаза: они прощают нам то, что им
не по душе, ради того, что доставило удовольствие. Напротив, всего
несправедливее невежда: он уверен, что восхищаться способен только человек
ничего не смыслящий; объявляет всю пиесу негодной, если ему хоть что-то в
ней не понравилось; более того, обрушивается на самые удачные места,
стараясь этим доказать свое остроумие, а если мы пытаемся его оспорить,
обвиняет нас в зазнайстве, в нежелании считаться с кем бы то ни было, и ему
невдомек, что порою он больше тщеславится дрянным критическим разбором,
нежели мы - недурной театральной пиесой.

Homme imperito nunquam quidquam injustius. {*}
{* Нет ничего несправедливее невежды {23} (лат.).}


[Второе предисловие] {24}

Я предлагаю сейчас публике ту из моих трагедий, в которую поистине