"Е.Б.Рашковский, А.Я.Гуревич и другие. Человек в истории: Личность и общество " - читать интересную книгу автора

возможности бесстрастно, подобно зеркалу, отразить не героя, но тот или
иной род или даже самое время, материализовавшееся в непрерывной череде
предков и потомков. Индивидуальные черты того или иного человека в этом
зеркале смутно брезжат, расплываясь до неразличимости, зато повторяющиеся
инварианты зафиксированы резко и отчетливо. Японского средневекового
биографа можно уподобить также старинному фотообъективу с многоминутной
выдержкой - дома и деревья отпечатываются на пластинке, а люди, случайные
прохожие, остаются на снимке в виде неясной прозрачной тени.

В этом отказе от фиксирования частного и особенного (конечно, не
отрефлексированном, а имманентном) проявилось рассмотрение феноменального
мира как подвижного, изменчивого, непостоянного, повинующегося как в области
человеческих отношений, так и сфере природы закону нестабильности (мудзё) и
быстротекущей бренности (укиё). Здесь, пожалуй, стоит заметить, что идея
бренности вызвала у японцев умилительный интерес ко всему малому, хрупкому,
быстроувядающему и окрасила их любование природой специфической
грустно-элегической тональностью. Осознание всего сущего как изменчивого и
скоропреходящего позволило перевести в эстетический план страх перед зияющей
бездной времени и сублимировать его катарсическим переживанием. Приведем для
наглядности отрывок из написанной в конце XV в. дзэнскими монахами Соги,
Сёхаку и Сотё поэмы "Три поэта в Минасэ" (коллективное творчество является
характернейшим проявлением отсутствия личности и обладает мощным
стимулирующим воздействием по умалению "я", как мне не раз уже приходилось
писать) :

44 мата мумарэкону нори-о кикаба я

45. афу мадэ мо омохи-но цую-но таэкаэри

46. ми-о акикадзэ мо хито даномэнари

47. мацумуси-но наку нэ каи наки ёмогифу-ни

Как не быть рожденным вновь, если б слышал я закон! "Встретимся!" - был
глас, и любовных слез роса исчезла, и вновь... Ветр осенний треплет плоть,
все ж надежда людям есть. Сосновых сверчков стрекот бестолков и плач -
беспутная жизнь. . .
"Лирический герой" жаждет избавиться от череды рождений и смерти, т. е.
от колеса страданий сансары. Закон - буддийский. Поскольку наряду с
отвлеченным религиозно-философским в стихах наличествует и любовный уровень
смысла, мольбы о прекращении колеса жизни связаны с несчастной любовью.
Следующую строфу другой поэт начинает словом "встретимся". Это может быть
призывом возлюбленной, а может быть обетованием будды Амиды увидеться в раю.
Роса - буддийский символ быстротечной человеческой жизни, ее
возвратно-поступательное движение напоминает волны рождений. Слово "ми"
(46) - "тело", "сам", "я" - удачно совмещает конкретный и метафизический
смыслы. Как тело - герой страдает на холодном ветру, как осмысленный
субъект - томится от осенних (тягостных, жестоких) ударов судьбы. Но для
хито (человека, людей) есть надежда на прекращение череды рождений-смертей.
Получить освобождение могли только люди - всем остальным живым существам