"Абрам Борисович Ранович. Античные критики христианства" - читать интересную книгу автора

префект, человек умный, выслал Протея, когда тот перешел меру, и сказал, что
город не нуждается в подобном философе. А впрочем, и это послужило для славы
Протея, и у всех на устах было имя философа, изгнанного за свободоречие и
беззаветную правдивость. С этой стороны его сопоставляли с Музонием, Дионом
и Эпиктетом, а также другими, которые испытали подобную же участь. Музонии
Руф - философ-стоик, близкий к киникам, в 65 г. был изгнан Нероном из Рима.
Дион Златоуст, оратор и философ-киник, в 87 г. был изгнан из Рима и Италии и
вынужден был долгое время вести полную лишений жизнь скитальца. Репрессиям
подвергся и философ Эпиктет, изгнанный из Рима в 89 г.
19. Явившись, таким образом, в Элладу, Протей то поносил элейцев, то
убеждал эллинов поднять оружие против римлян, то злословил о выдающемся по
образованию и по значению человеке (имеется в виду софист и политический
деятель Герод Аттик (101-177 гг.)) за то, что тот помимо других оказанных
Греции благодеяний провел воду в Олимпии и устранил мучительный недостаток
воды среди собирающихся на празднества. Перегрин говорил, что он изнежил
эллинов и что зрители олимпийских игр должны уметь переносить жажду, хотя бы
многие из них умирали от лютых болезней, которые до тех пор свирепствовали
вследствие недостатка воды и скученности народа. И это он говорил, сам
пользуясь той же водой! Все жители сбежались и чуть было не побили Протея
камнями, но этот благородный муж искал убежища у алтаря Зевса и там нашел
спасение от смерти.
20. На следующей же олимпиаде он прочел перед эллинами речь, которую
сочинил в течение четырех промежуточных лет. В городе Олимпии раз в четыре
года производились общеэллинские игры ("олимпиады"), по которым греки вели
свое летосчисление. Речь эта содержала похвалу лицу, проведшему воду, а
также оправдание самого себя по поводу тогдашнего бегства. Будучи у всех в
пренебрежении и не пользуясь прежней славой,- все его выходки уже устарели,-
Протей ничего не мог придумать такого, чем бы поразить воображение
окружающих и заставить их обратить на себя внимание, о чем он страстно
заботился;
наконец он придумал эту затею с костром и немедленно после прошлых игр
распустил среди эллинов слух, что он сожжет себя во время теперешних
празднеств.
21. И вот сейчас, как говорят, он осуществляет свою забавную затею;
роет яму, носит дрова и обещает при этом проявить какое-то небывалое
мужество. А по моему мнению, первой его обязанностью было подождать прихода
смерти, а не удирать от жизни; если же он уже бесповоротно решил избавиться
от нее, во всяком случае, не следовало прибегать к помощи огня и трагической
обстановке, а нужно было избрать другой какой-нибудь способ смерти, благо их
бесчисленное множество. Но пусть ему нравится огонь, как нечто напоминающее
Геракла,- почему бы ему втихомолку не избрать покрытую лесом гору и не сжечь
себя там, взяв в качестве Филоктета хотя бы вот этого Феагена? Геракл сжег
себя на вершине Эты, причем его молодой друг Филоктет поднес факел к костру.
Но нет, он хочет зажарить себя в Олимпии среди многолюдного празднества и
чуть ли не на сцене. Впрочем, клянусь Гераклом, это вполне заслужено, если
только отцеубийцы и безбожники должны нести наказание за свои преступления.
Поэтому, пожалуй, он слишком поздно все это проделывает. Чтобы получить
достойное возмездие, ему следовало уже давно броситься в быка Фаларида, а не
подвергать себя мгновенной смерти, раскрыв рот на огонь. Ведь многие
уверяют, что нет более быстрого способа смерти, как от огня: стоит открыть