"Лобсанг Рампа. Жизнь с ламой" - читать интересную книгу автора

деревянной платформе, и у нее была белая деревянная крышка.
Мои глаза делались все больше и больше, и мне пришлось сесть и почесать
правое ухо, прежде чем я смогла все это обдумать. "КТО бы это мог пить из
штуки таких размеров?" - подумала я.
Только тогда я услышала звук шагов Мадам Альбертин по скрипящим
ступеням. Едва я прекратила рассматривать странную комнату, мое оцепенение
немедленно улетучилось, и я поспешила к двери, чтобы приветствовать ее. В
ответ на мои радостные возгласы она счастливо просияла и сказала:
- Моя маленькая Фифи, я стащила со стола все самое лучшее для тебя.
Сливки и лучшие из лягушачьих ножек, и все это для тебя. Эти свиньи уже
набили себе брюхо. ФУ! Меня тошнит от них!
Сказав это, она поставила блюда - НАСТОЯЩИЕ блюда - прямо передо мной.
Но у меня уже не оставалось времени для еды, я должна была сказать ей о том,
как сильно я ее люблю. Я все продолжала мурлыкать, когда она взяла меня на
свою просторную грудь.
Эту ночь я спала в ногах у Мадам Альбертин, на ее кровати. Приютившись
на огромном одеяле, я впервые после того, как у меня забрали мою Маму,
устроилась очень удобно. Мое образование продвинулось вперед; я исследовала
применение "лошадиных кормушек" и того, что из-за своего невежества приняла
за гигантскую фарфоровую чашку. Мне было стыдно от мордочки до самого
кончика хвоста, когда я думала, насколько невежественной я была.
Утром Мадам Альбертин оделась и спустилась по ступеням. Оттуда
доносились звуки странной суматохи, много громких голосов. Из окна я увидела
Гастона, который мыл и до блеска натирал большой автомобиль "рено". Затем он
исчез, чтобы вскоре вернуться одетым в свою лучшую форму. Он подогнал машину
к главному входу, и слуги загрузили багажник множеством чемоданов и узлов. Я
ниже припала к земле; "Мсье ле Дюк" и Мадам Дипломат подошли к машине,
уселись в нее, и машина под управлением Гастона понеслась вдоль по
Подъездной Аллее.
Шум позади меня усилился, но на этот раз он напоминал шум, который
производят радующиеся люди. Поскрипывая ступенями и тяжело дыша, вошла Мадам
Альбертин, ее лицо сияло от счастья и вина.
- Они уехали, маленькая Фифи, - завопила она, думая, по-видимому, что я
оглохла. - Они УЕХАЛИ - и теперь целую неделю мы свободны от их тиранства. А
сейчас мы можем поразвлечься!
Прижав меня к себе, она снесла меня вниз по ступеням туда, где
празднество было в самом разгаре. Теперь вся прислуга выглядела куда
счастливее, и я ощутила особую гордость оттого, что Мадам Альбертин несет
меня, хотя я опасалась, что мой вес (около четырех фунтов) мог утомить ее.
Всю неделю мы мурлыкали вместе. В конце той прекрасной недели мы
приводили в порядок усадьбу и ничуть не радовались, когда занимались
приготовлениями к возвращению Мадам Дипломат и ее мужа. Мы совершенно не
беспокоились о нем, - он обычно спокойно прогуливался, теребя пальцами
пуговицу со знаком Священного Легиона на лацкане своего пиджака. Как бы там
ни было, он постоянно думал о "Службе" и о Странах, а не о прислуге и о
кошках. Хлопоты нам всем доставляла только Мадам Дипломат - она, без
сомнения, была настоящей мегерой. Было похоже на кратковременную отсрочку
перед гильотиной, когда в субботу мы услышали, что они будут отсутствовать
еще одну или две недели, потому что они встречались с "Лучшими Людьми".
Время шло. По утрам я помогала садовникам, выкапывая одно-два растения,