"Леонтий Иосифович Раковский. Изумленный капитан " - читать интересную книгу автора

Свет от лампадки мигал, будто на пламя кто-то легонько дул. Смотрела на
давно знакомые предметы.
Круглый ясеневый стол. Ножка одна ломаная. Намедни протопоп Антипа,
медведь этот, облокотился, - снова отклеилась. Зеленая муравленая печь. В
полутьме изразцы кажутся черными. В углу поставчик, оклеенный золоченой
бумагою. Блестит, будто и впрямь выложен червонным золотом.
Игуменья вспомнила о деньгах. Стало досадно. Заворочалась на постели.
Царь Петр второй месяц здесь, в Москве. Со шведами наконец-то
помирился. Теперь новую затею выдумал - низовый поход. Еще от прежних войн
обитель не оправилась, а тут - на тебе. Тогда, в первую шведскую, отдала
царю десять тысяч рублей - все, что собрали с вотчин в оброк. Да после -
шесть тысяч с двумя стами. Деньга в деньгу. Да в калмыцких и ногайских
табунах коней для драгун покупали - больше полутысячи отдали. Ведь шутка
сказать - по шти целковых (если приказчик не врет) за лошадь плачено! Всего
и не упомнишь без келарши Асклиады.
Асклиада известна непокорством и лукавством. Асклиада хитра и льстива,
но голова у Асклиады - как у подьячего Троицко-Сергиевой лавры.
Асклиада наперечет помнит все монастырские вотчины - московские,
смоленские и астраханские, петербургские, нижегородские и киевские. Она одна
знает, перевалило ли в них за пятнадцать тысяч душ крепостных и какая
посельская старица крадет в своей вотчине хлеб.
Но в последнее время мать Асклиада стала что-то много думать о мирском:
ряса у нее, точь-в-точь как у келарши Рождественского монастыря Евстолии -
канфовая, а четки лучше, чем у самой игуменьи Венедикты - раковинные, с
хрустальными пронизками, с серебряным крестом.
Нет, за всем игуменье не углядеть: старость!
Игуменья Венедикта отбросила одеяло. Села. Сунула отекшие желтые ноги в
сапожки на волчьем меху.
Подошла к окну.
В маленьком оконце, в предутренней февральской мгле, белела церковная
стена да пустой монастырский двор.
У ворот, вжав голову в высокий воротник тулупа, спал, сидя на тумбе,
сторож. Возле амбаров, где в подвале содержались колодники, топал на снегу
озябший старик-гренадер.
Слепые монастырские окна были еще темны. Только в поварне ярко горели
стекла - топили печи. Да в кельях мирянок-насельниц, живших в монастыре на
пропитании, в двух окнах блестел огонек.
Игуменья знала: это драгунская вдова Пелагея Ивановна, походя торгующая
на Неглинном оладьями, да посадская дочь Ирина Михайлова, закоренелая
выжежница, которую однажды били уже кнутом за торговлю золотом и серебром в
неуказанном месте, на Красной площади, - собирались на торг.
Игуменья покачала головой.
- Мало того, что солдатских женок - отставных солдат в девичий
монастырь определяют! И всех их корми. Всем им дай монастырское пропитание!
Игуменья отвернулась от окна. Тяжело переступая больными ногами, пошла
будить келейниц.

V

Еще соборная старица Евагрия только что шла с пономаршей открывать