"Лана Райберг. Лестница в небо или Записки провинциалки " - читать интересную книгу автора

- Похоже на Рембрандта и Рубенса! Хорошие копии, - подумала я. Словно
прочитав эти мысли, хозяин возмущенно завопил:
- Это подлинники!
Затем он подпрыгнул, совершил в воздухе пируэт и на одной ноге поскакал
к гостям, алея в полумраке малиновым сердцем на заду.
Увы, в этом доме подавали такие экзотические блюда, что я, даже будучи
вечно голодной, не могла их есть! Сидящие поголовно на диетах, господа
употребляли одну траву, представленную во всем ее разнообразии и политую для
вкуса соусами. Помню что-то горькое, соленое, кислое или
водянисто-безвкусное, какую-то мешанину из водорослей и неизвестных
растений. Мяса не наблюдалось, подавали сделанную на пару рыбу, хлеба тоже
не было. Привыкшая к сытной простой еде - картошке, жареному мясу, хлебу,
колбасе, ну и к салату оливье по праздникам, я не могла насытиться этой
пищей, в желудке всегда противненько и обиженно что-то подвывало, ворочалось
и жаловалось, постоянно кружилась голова.
Почему-то я зашла на кухню и увидела на столе, среди груды овощей,
сиротливо лежащий белый батон, длинный, с загорелой хрустящей шкуркой. Забыв
о приличиях, я отломила кусок и стала торопливо запихивать его в рот, боясь,
чтобы меня не застукали за этим преступным занятием. Но меня застукали. К
счастью, Барбара, жена одного из гостей, военного с большим чином, с
пониманием отнеслась к преступной страсти к свежему хлебу. Они с мужем
отвечали за стол, и всегда принимали гостей в доме Ника, будучи сами
гостями. Так вот, она отдала приказ, чтобы для меня впредь готовили спагетти
и покупали хлеб. Одета Барбара всегда была лишь в чулки на подвязках,
маленькие черные стринги и кружевной белый передничек. В роскошных ее черных
кудрях крепилась кокетливая кружевная повязка, какие часто носят официантки.
Красавица заявила, что возьмет надо мной шефство, научит, как себя вести и
одеваться. Я даже опешила - мне всегда казалось, что я красиво одеваюсь, и
манеры мои не самые плохие, во всяком случае, вульгарной или распущенной
меня никак назвать было нельзя.
Задумавшись, я спросила Дэвида об этом. Он ответил так: "Ты хороша,
красива девушка. Но видно, что жила в маленьком городе. А Дмитрий сказал,
что и хорошо, что ты провинциалка и потому не испорчена, не похожа на
московских девушек, которые все стервы".
Несмотря на сомнительный комплимент в свой адрес, я обиделась.
Обиделась за провинциалку и за всех москвичек.
В один из таких визитов кто-то сделал чудесную фотографию, где мы с
Барбарой стояли, обнявшись, на фоне слона. Я - в белых брюках и белом
блейзере, с золотым ремешком на талии и в золотых туфельках, и почти
двухметровая Барбара, дочь француженки и черного островитянина, с голой
оливковой дынеобразной грудью, кокетливо выставившая стройную ногу в ажурном
чулочке. Жалею, что однажды, празднуя очередное начало новой жизни, я
порвала все снимки этого периода. В приступе ярости было изорвано
изображения невиновной в моих злоключениях Барбары, о чем сейчас горько
сожалею.
В мусорное ведро полетели изображения Дэвида, богатого старикашки Ника
и его гостей, меня самой, давящейся на кухне украдкой батоном, и много,
много других.
Только парочка снимков, не помню, по какой причине, избежала печальной
участи и трепетно хранится в альбоме.