"Лана Райберг. Лестница в небо или Записки провинциалки " - читать интересную книгу автора

получалось. Дэвид поначалу переводил, но потом они с Россом отвлеклись от
нас и тихонько беседовали, заговорщически понижая голоса до еле слышного
шопота. Мы понимали, что они тоже обсуждают нас и те неудобства, которые
принесли им гостьи из дикой России.
Наконец мы тепло попрощались с новыми друзьями, и Дэвид меня огорошил.
- Я не хочу, чтобы ты встречалась с этой Людой и разговаривала по
телефону.
Я была в шоке:
- Дэвид, что случилось, почему?
- Таму, что она, как это, шука.

- Сука, - машинально поправила я, - Почему сука, что случилось? Она
милая, образованная девушка. Я была рада, что мы подружимся.
- Это ты милая дурачка, а твоя дружка (я тут же поправила - подружка)
ни перед чем не остановится. Бедный Росс!
Я настаивала на объяснениях.
Дэвид, с тонкой улыбкой на самодовольной, холеной физиономии,
торжествующе меня просветил.
- Это ты не хочеш ко мне в кроват, а она в пул (в бассейне) меня ногами
трогала и язычком вот так делала.
Он далеко высунул язык и облизал губы.
- Она за столом меня ногами трогала! Ты дурачка, ты любить хочаш, а она
замуж. Такая закрутит, а потом все отберет!
Я пыталась защитить Люду, говорила, что ему показалось, это были
случайные прикосновения, что он не прав, но Дэвид был неумолим. Мне было
запрещено подходить к телефону.
Дэвид ожидал приезда из Москвы своего друга и делового партнера. Я
заразилась его нетерпением и тоже ждала, чтобы иметь возможность отправить с
оказией письма в Россию. Наконец, таинственный незнакомец прибыл. Им
оказался молодой, лет тридцати, парень, одетый в превосходно сшитый деловой
костюм и белую рубашку с галстуком. В руках гость держал легкий плащ и
дипломат крокодиловой кожи. Держался он отстраненно и холодно, с некоторым
оттенком высокомерия. Хохоча и похлопывая его по плечу, Дэвид отвел Дмитрия
в освободившуюся накануне комнату для гостей, откуда тот вскоре вышел,
переодетый в легкие брюки и рубашку с коротким рукавом. Я даже успела
заметить, что закрытые туфли он сменил на плетеные из светлой кожи сандалии,
одетые на босую ногу. Выражение надменности смягчилось - по лицу гостя
скакали солнечные зайчики, щедро проникавшие в дом через стеклянную стену.
Тут же они куда-то и уехали, веселые и оживленные, к моему огромному
удовольствию.
Я радовалась, когда оставалась одна в доме. Напряжение, постоянно
державшее меня в тисках, куда-то отступало, и даже процесс добровольного
обжаривания в саду не казался таким уж мерзким делом.
При Дэвиде я себя чувствовала, как чувствует, наверное, прыщавый
стеснительный подросток, оставленный у строгого родственника на
неопределенный срок - нельзя играть, нельзя доставать книги из застекленных
шкафов, нельзя пользоваться видеомагнитофоном, нельзя шарить в холодильнике,
нельзя есть любимое варенье, нельзя позвать в гости друзей, нельзя
поваляться в постели.
Когда же удавалось остаться одной, то я, как кошка, пыталась