"Богомил Райнов. Элегия мертвых дней" - читать интересную книгу автора

Конечно, как и любой горемыка, Андрей заслуживал сожаления. Однако он
был слишком тучен, чтобы вызывать жалость. Тут с людьми дело обстоит так же,
как и с собаками. "Ах, какая несчастная зверюшка! Бедняжка!" - прощебечет
дама, наклонясь, чтобы погладить мерзнущую на морозе моську. Но та же самая
дама с пренебрежением или даже неприязнью пройдет мимо большого голодного
пса, который, может быть, не менее несчастен, чем моська.
Единственный человек, способный пожалеть Андрея при нормальных
обстоятельствах, превратился для него в злейшего врага. Этим человеком была
его жена.
Наверное, вначале все было иначе, и она каждый вечер с тревогой и
нетерпением ждала возвращения любимого мужа. Затем, когда его ночные загулы
участились, она стала сама ходить по кабакам, пытаясь вернуть его в лоно
семьи. С течением времени, когда постоянный обход кабаков вошел в привычку,
она тоже спилась.
Теперь жена не приходила забирать его. Или составить ему компанию. Или
закатить скандал. Она одиноко устраивалась за соседним столиком, так как
давно не была столь свежа и привлекательна, чтобы кавалеры добивались ее
расположения. Заказывала стакан вина, если средства позволяли подобную
роскошь, и во всеуслышанье заводила свой монолог.
Монолог неизменно адресовался супругу, хотя тот фигурировал в нем в
третьем лице, а точнее как "этот мерзавец, поломавший мне жизнь". Это была
своеобразная обвинительная речь, насыщенная фактами и довольно монотонными
комментариями, коктейль из душераздирающих жалоб и уличной брани, обвинений,
сопровождаемых извлечением на белый свет таких семейных и интимных
подробностей, от которых покраснел бы любой целомудренный читатель.
Опасаясь, что ее выгонят, она воздерживалась от воплей и причитаний, но
высказывалась достаточно громко для того, чтобы быть услышанной. Супруг
усердно делал вид, что не слышит ее. Зато слышали другие. Так что, каким бы
толстокожим он ни был, рано или поздно ему приходилось встать и взять курс
на выход. Он ковылял тяжело и драматично, как исполин, идущий против напора
жизни к заветной цели.
Добившись своего, супруга тотчас теряла всякий интерес к окружающему
миру и бытию. Она сидела, опустив голову и вперив бессмысленный взор в
столик, словно совершенно забыв о том, где она и почему. Может быть, монолог
и продолжался, только теперь уже в мыслях.
Однажды я узнал, что она попала под трамвай. Траурная ленточка, а
попросту не совсем чистая тряпица, появившаяся на лацкане пиджака Льва,
служила подтверждением этого слуха. Лев был так рад преждевременному
избавлению, что, несмотря на бесспорный актерский талант, не мог придать
своей физиономии скорбного выражения. А ему очень хотелось выглядеть
опечаленным, ибо это повысило бы его шансы на дармовую рюмку, причитающуюся
скорбящему супругу. Но этот человек был не в состоянии внушать к себе
жалость. Он казался слишком огромным и импозантным, чтобы вызывать чувство
жалости.
Могучее атлетическое телосложение давало ему шанс на успех и
одновременно являлось его проклятием. Проспиртованный, как музейный экспонат
в стеклянном сосуде, оглупевший до такой степени, что весь его лексикон
состоял из десятка фраз, причем одна их часть сводилась к примитивной лжи, а
вторая - к прямым или косвенным мольбам о подношении, он вопреки всем
медицинским канонам продолжал жить и крутиться вокруг квартальных кабаков