"Богомил Райнов. Дорога в Санта-Крус" - читать интересную книгу автора

площади Св. Недели. А так как раздача карточек была связана с письменными
формальностями, то я не только заглядывал, но и заходил в десятки квартир,
садился за стол в гостиной или на кухне и начинал задавать вопросы.
В сущности, в этом не было ничего особенного. Как говорил Старик, живем
среди людей, каждый день встречаемся с людьми, порой они настолько
надоедают, что хочется крикнуть: "Никого не хочу видеть!" И все же никогда
прежде мне не приходилось за три дня обходить по двести квартир, все до
одной похожие и в то же время неповторимые - с разными обитателями, разной
обстановкой и разными запахами. Я впервые увидел наш квартал изнутри, в
поперечном разрезе, как двести кирпичных клеток, в которых так же, как в
клетках зверинца, тысячи существ обоих полов, разного возраста и породы
размножаются, объедаются, голодают, растут, стареют, болеют, умирают.
К своей работе, как я сказал, я отнесся сначала без какого-либо
писательского интереса. Ограничивался только раздачей карточек. Скажите, что
еще можно делать в стандартной гостиной с гобеленами в позолоченных рамках,
с несколькими обитыми плюшем креслами, которые должны свидетельствовать о
зажиточности хозяев и которые из соображений экономии накрыты пожелтевшими
от времени холщевыми чехлами. Что можно делать, попав в компанию толстого
супруга, поспешно дожевывающего обед и затягивающего перед зеркалом узел
галстука, потому что пора открывать магазин, и такой же толстой супруги,
которая одной рукой подает розетку с засахарившимся вареньем, а другой -
поправляет локоны, уложенные в замысловатую прическу, сделанную, видимо, по
случаю предстоящего после обеда чая в обществе соседок или приятельниц?
Что можно делать там, где люди всю жизнь стремятся совместить
несовместимое: как можно больше есть и как можно медленнее стареть?
Были и такие квартиры, которые возбуждали любопытство. Вспоминаю одну,
быть может, потому, что ее хозяин первый раз просто прогнал меня. Он
предстал предо мной в каком-то роскошном темно-фиолетовом халате и, пока я
объяснял цель своего посещения, сонно хлопал глазами. Наконец, поняв, в чем
дело, пробормотал: "Из-за этого не стоило поднимать меня среди ночи", - и
захлопнул дверь перед моим носом.
Разумеется, дело происходило не среди ночи, а ровно в десять утра. Но я
уже примирился с поговоркой "мир - широк, люди - разные" и днем снова
позвонил в негостеприимную дверь. На сей раз мне открыла молодая миловидная
особа. Очертания ее стройного тела отчетливо проступали под розовым шелком
пеньюара. У пеньюара был такой глубокий вырез, что взгляд просто
проваливался в него, хотя я приказывал себе не смотреть в эту пропасть.
Хозяйка пригласила меня в гостиную, где сидел мужчина в фиолетовом
халате. Он читал утреннюю газету и пил кофе, а точнее, дремал за столом. Его
болезненно-желтое заспанное лицо было неподвижно, если не считать
подергивания правого глаза, раздражаемого дымом сигары. Хозяин курил сигару,
и это придавало ему в моих глазах загадочность. Пока он расписывался в
получении карточек, я успел рассмотреть его руки - нервные, с длинными
пальцами пианиста, они странно контрастировали с его апатичным и
невыразительным лицом.
Поскольку хозяева пили кофе, мне было предложено присоединиться к ним.
Я учтиво отказался. Они не настаивали. Мужчина вновь принялся за чтение
газеты, точнее, колонки происшествий, а женщина занялась уборкой. Что было
нелишним, ибо в гостиной царил такой беспорядок, будто накануне здесь
праздновали день рождения. За телом в розовом пеньюаре тянулся благоухающий