"Богомил Райнов. Странное это ремесло" - читать интересную книгу автора

были без занавесок, и эти мгновения духовной близости были такими пресными,
что на другой день я с облегчением обнаруживал, что они почти выветрились из
моей памяти.
Такими были для меня богатства ночи в годы ранней юности. Со временем
эти богатства меркли и исчезали одно за другим, однако ночные часы
по-прежнему отдавались бессоннице, теперь уже притихшей и монотонной,
тонувшей в безмолвии, табачном дыме и одиночестве.
Я уже не оплакивал себя за то, что никому не нужен. Я оплакивал себя
оттого, что стал нужен слишком большому числу людей. Чаще всего - для услуг
личного характера. Но и для другого тоже - статей, бесед, встреч читателями.
Телефон трезвонил весь день, и я весь День пытался закончить какой-нибудь
доклад, одной


105

рукой стуча на машинке, другой держа телефонную трубку и объясняя: "К
сожалению, это начальственное лицо вовсе со мной не в дружбе, тебя неверно
информировали... Нет, у меня нет никаких связей с ректором... Да, но если я
буду постоянно устраивать такие встречи с читателями, то рискую скоро
остаться без читателей, потому что не смогу ничего предложить им для
чтения... Хорошо, хорошо, постараюсь что-нибудь для вас написать..."
Другое дело - ночь. Телефон, это несносное домашнее животное, молчит в
углу, а пишущая машинка мерно стучит, и когда встанешь походить по комнате,
обдумывая следующий эпизод, совершенно отчетливо слышишь реплики своих
героев.
Но и это прошло. Особенно после того, как наступила магнитофонная эра.
Теперь даже поздно ночью где-то рядом гремит магнитофон не одного, так
другого соседского отпрыска. Стремление к творчеству генетически
запрограммировано в человеке, каждый хочет что-то создать, и если ни на что
иное не способен, он создает шум. Когда-то мы с этой целью яростно надрывали
собственные глотки. Нынешняя молодежь, избалованная техникой, хитроумней и
ленивее. Они просто-напросто включают магнитофон на максимальную громкость.
Разве может немощный человеческий голос сравниться с современным
магнитофоном!
Чтобы изолировать себя от бушующей по соседству поп-истерии, я плотно
закрываю окна и задергиваю занавеси, стараясь не думать об угрожающем мне
раке легких. Непроветренное помещение... стотысячная по счету сигарета...
Впрочем, я курю, наверно, уже трехсоттысячную, так что одной-двумя пачками
больше - какая разница? Лишь бы дело шло и пишущая машинка стучала без пауз.
Однако она стучит не всегда. Бывает, ночь напролет не издает ни звука и
вообще даже и не думает воспользоваться молчанием телефона, чтобы что-то
сказать самой.
Тем не менее я продолжаю жить, как ночная птица - усталая, поседевшая
птица, которая шагает из угла в угол по своей комнате-клетке, а то
остановится, устремив невидящий взгляд в пространство, и думает... Должно
быть, дивится чему-то. Потешно стоит посреди комнаты в клубах табачного дыма
и дивится тому,