"Феликс Рахлин. Грудь четвертого человека " - читать интересную книгу авторанеобходимым, прежде всего, "забрить лоб", оболванить, остричь "под нуль".
Без этого и на медосмотр не пустят. Зачем это делалось? Ищут и находят объяснение в требованиях гигиены. Однако лет двести назад о ней вряд ли так уж заботились. Нет, дело в другом. Может быть, все началось с желания придать новобранцу легко узнаваемый полицией вид: с забритым лбом далеко не убежишь. Но главное - психологический эффект стрижки. Оболваненный, с торчащими, словно ручки кастрюли, ушами, синеголовый человек теряет вместе с волосами уверенность в себе, из него, что называется, вышел весь пар, весь кураж. А на призывной комиссии он должен унизиться еще сильнее: его заставляют сбросить с себя все, - кроме, разве что, наручных часов. После чего он обязан в совершенно голом виде совершить прогулку от одного врача к другому - притом, медленно, степенно, долго, временами ожидая, пока врач закончит осматривать предыдущего мученика... То, что именно в таком виде ты нужен хирургу, сомнения не вызывает: этот специалист должен оценить общий статус, телосложение, развитие мускулатуры, разглядеть шрамы, проверить, нет ли грыжи, геморроя, опухолей... Осмотр обнаженного тела удобен терапевту, накожнику и даже, может быть, невропатологу. Но скажите на милость: для чего голый человек глазнику? Отолярингологу? Стоматологу? Глаза никогда не бывают расположены на лопатках, уши - на ягодицах, зубы - в заднем проходе... И, тем не менее, эти врачи тоже, бывало, сидели в общем зале комиссии и вынуждены были, без малейшей в том необходимости, лицезреть призывников голых, как в бане. прикрывая ладошкой "страм", путешествует парнишка от одного доктора к другому. Причем, бОльшая часть комиссии - женщины, нередко молодые и хорошенькие. А иногда это знакомые, соседи, родители друзей, у которых он бывает в доме или назавтра зван в гости (так однажды случилось со мною). И вот, наконец, ты прошел все круги этого - ну, пусть не ада, но чистилища - и направляешься к накрытому кумачом столу, за которым восседает уже не медицинская, а воинская комиссия: мордатые, озабоченные службой офицеры в звании, как правило, не ниже капитана, имеющие над тобою уже то преимущество, что одеты в форму и затянуты в ремни и портупеи, а ты стоишь перед ними голый, как обезьяна. Между ними посредине - тучный, кровью налившийся полковник, глядящий на тебя - да, именно, как солдат на вошь. Вот они, хозяева твоей судьбы, ты подходишь к ним с трепетом в душе и даже, из уважения к столь важным персонам, считаешь, необходимым прикрыть обеими руками причинное место... - Сыр-р-р-ра! - вдруг во всю мощь тренированной сытой глотки гаркает военком - и ты вытягиваешься перед ним тростиночкой, как учили военруки: "руки - по швам" (по швам - чего?!), грудь вперед, живот втянут так, что внутри коснулся спинного хребта... Но - о ужас! - от этого последнего движения твой тщательно скрываемый юношеский предмет выскакивает вперед - пред лютые очи грозного полковника и всей золотопогонной камарильи! Стоишь перед ними, "как рекрут на часах" (только вовсе без выкладки), светишься всеми родимыми пятнышками своего еще полудетского тела, а товарищ полковник и вся его братия решают твою судьбу. Моя долгое время складывалась благоприятно. Слегка перефразируя |
|
|