"Эллери Квин. Последняя женщина в его жизни" - читать интересную книгу автора

который, между прочим, был плотником.
- Но почему именно Райтсвилл?
Бенедикт усмехнулся:
- Ты достаточно его разрекламировал.
- Райтсвилл служит мне личным рецептом от недуга, который периодически
меня беспокоит.
- Как будто он этого не знает! - сказал Марш. - Джонни шел по следам
твоих приключений, Эллери, как Марк Антоний за Цезарем. Особенно его
интересуют райтсвиллские истории. Он постоянно проверяет их в поисках
ошибок.
- Это, джентльмены, похоже на возобновление прекрасной дружбы,* -
сказал Эллери. - А ты уверен, что мы не потесним тебя, Джонни?
______________
* Эллери перефразирует заключительные слова Рика Блейна - героя
знаменитого американского фильма "Касабланка" (1943): "Это похоже на начало
прекрасной дружбы".

Они прошли через освященный веками ритуал протестов и заверений,
обменялись рукопожатиями, а тем же вечером посыльный доставил конверт с
двумя ключами и запиской:

"Дорогой брюзга! Меньший ключ от гостевого коттеджа, а больший - от
большого дома на случай, если вам понадобится войти туда за жратвой,
выпивкой, одеждой или еще чем-нибудь (впрочем, это добро имеется и в
коттедже, хотя и не в таком изобилии). Можете пользоваться чем хотите в
обоих домах. Сейчас там пусто (у меня нет управляющего, хотя старикашка по
имени Моррис Ханкер временами наведывается из города проверять, все ли на
месте), а судя по мрачному настроению, в котором ты пребывал сегодня, тебе
пойдет на пользу целительное одиночество, которое может предоставить мое
убежище в Райтсвилле. Bonne chance,* и не ворчи на твоего старика - он
выглядит так, как будто ему тоже не помешает отдых.
______________
* Удачи (фр).

Твой Джонни.
P. S. Возможно, я вскоре туда нагряну, но вас не побеспокою, если вы
сами того не захотите".

* * *

В начале первого следующей ночи Квины приземлились в райтсвиллском
аэропорту.
Беда Райтсвилла - а Райтсвилл, по мнению Эллери, генерировал беду -
заключалась в том, что он предательски шагал в ногу с двадцатым веком.
В том, что касалось его любимого городка, Эллери был крайним
консерватором, практически реакционером. Он привык к вечерним концертам
духового оркестра по четвергам в Мемориальном парке со свистульками из
арахиса и попкорна, чирикающими, как возбужденные птички, к улицам, где
ребята поглядывали на застенчивых девушек, к фермерам, приехавшим на
собрание в лучших костюмах, к субботним рыночным дням, когда черно-красные