"Марио Пьюзо. Счастливая странница" - читать интересную книгу автора

тротуару взад-вперед, взад-вперед.
Он не знал, что где-то в глубине его естества, в крови, в мельчайших,
загадочных клетках его мозга уже зачат новый мир. Медленно, день за днем,
страдание за страданием, одна утраченная красота за другой - но стены мира,
внушавшего ему безотчетный страх, обрушатся, исчезнув в безвременье его
помутненного сознания, чтобы смениться спустя год новым, фантастическим
миром, в котором сам он будет и богом, и властелином, враги же его
обратятся в испуганное бегство; те же, кого он любит, будут бесследно
утрачены, однако он не станет горевать об утрате любви. Это будет мир
такого хаотического страдания, что он потонет в экстазе, навсегда забыв
былые страхи. Такой будет его наконец-то обретенная свобода.
Но это придет, как по волшебству, без малейшего намека или
предупреждения. Пока, этой ночью, он был готов довериться земле, был готов
посвятить целое лето плугу и борозде, как когда-то, давным-давно,
мальчишкой - дома, в Италии.

***

Мир озаряет детей особым светом, и звуки его кажутся детям волшебными.
Джино Корбо метался между пятнами света, отбрасываемыми фонарями, слышал,
как за его спиной хохочут девчонки, и играл До того увлеченно, что у него
разболелась голова. Он бегал по Тридцать первой стрит, пытаясь поймать
Других детей или захватить их в плен. Кто-то уже стоял, прижавшись к стене
и вытянув руку. Один раз в ловушку угодил сам Джино, но тут такси удачно
отрезало от него его противников, и он стремглав выскочил на свой тротуар.
Завидев отца, он устремился к нему с криком:
- Дай мне цент на лимонное мороженое!
Сжимая в ладошке монетку, он помчался по Десятой авеню, замыслив
блестящий маневр: сейчас он проскочит мимо матери и ее товарок, а потом...
Но нет, тетушка Лоуке ухватила его за руку и едва не опрокинула; ее
костлявые пальцы сомкнулись, как стальной капкан.
Его расширенные глаза пробежали по женским лицам; на некоторых лицах
виднелись волосы, даже усы. Страстно желая вырваться, боясь, что игра без
него затухнет, он напрягся, но тщетно. Тетушка Лоуке держала его мертвой
хваткой, как паук муху, приговаривая:
- Отдохни-ка. Присядь рядом с матерью и отдохни. Не то завтра сляжешь.
Гляди-ка, как колотится твое сердечко.
С этими словами она положила ему на грудь свою сморщенную клешню. Он
отчаянно забился.
Старуха вцепилась в него и проговорила, задыхаясь от любви:
- Eh, come e faccia brutta! <Какая ужасная рожа! (ит.)>.
Он догадался, что она дразнит его уродцем, и это заставило его
затихнуть. Он уставился на женщин.
Все они смеялись, но Джино было невдомек, что они смеются над его
пылом, над его горящими глазами.
Он плюнул в тетушку Лоуке притворным плевком итальянок, которым нужно
продемонстрировать во время свары безмерное презрение к сопернице. Таким
путем он отвоевал свободу и тотчас набрал такую скорость, что мать,
вознамерившаяся отвесить ему заслуженную оплеуху, едва задела его ладонью.
Теперь за угол, по Тридцатой к Девятой авеню, по ней - до Тридцать первой,