"Олег Павловский. Не оглядывайся, сынок " - читать интересную книгу автора

не стоит начать все сызнова. - Вольно!
Ну, давай же, давай, не мотай душу...
- Пе-е-рекур!
Эта команда словно звонок на перемену. И мы с шумом и гоготом срываемся с
места и - куда только делись усталость и скованность! - разлетаемся по
плацу, схватываемся в дружеской потасовке, вырываем друг у друга кисеты с
махоркой, а запыхавшись, рассаживаемся где попало и начинаем скручивать
корявые цигарки.
Нам по семнадцать с махоньким, и курить по-настоящему почти никто не умеет,
хотя наверняка каждый окуривал стены школьных уборных. Но теперь мы не
школьники, и к тому же вчера получили по первой пачке махорки. Как тут
ударишь лицом в грязь?
Взводный сидит чуть в сторонке, со вкусом затягивается командирским
"Беломором", искоса поглядывает на нас, и взгляд его, теплый сейчас и не по
возрасту отеческий, будто бы говорит: "Эх, мальчишки, мальчишки! Ну что мне
с вами поделать!"


ТРЕВОГА

Проходят дни и недели, однообразные, как гороховый суп в обед. Все
расписано, учтено, размерено. Не знаешь только - заработаешь ты сегодня
внеочередной наряд или нет. Тут уж как сам постараешься.
А в двадцать три ноль-ноль - отбой.
Эта команда выполняется особенно четко. Мигом скручиваются обмотки, кладутся
на полочку над головой гимнастерка с брюками, и через минуту в казарме
воцаряется тишина. О крепости молодого солдатского сна говорить не
приходится, но сон этот схож со сном кормящей матери. Как та просыпается,
услышав плач ребенка, так и солдат тотчас вскакивает даже при негромком
оклике своего командира.
Я плыву по Двине на огромной барже-плоскодонке. Баржу тянет коренастый
буксиришко. На его широкой дымной трубе красуется белый и большущий, как у
океанского парохода, гудок. Из него временами вырывается пар, но гудок
остается нем, словно разевающая зубастую пасть щука.
И вдруг зычное:
- Подъем!
Вместе со мной, отпружинив от матрацев, взметываются сорок два тела.
- Надеть противогазы!
Кидаемся к стойке, разбираем сумки с противогазами, натягиваем маски. -
Ложись!
Быстренько ныряем под одеяла. И только Пушкин, слишком прямолинейно поняв
смысл команды, бухается на пол, чуть не сбив с ног стоящего возле него
взводного.
Взводный намеревается выругаться, но, узнав в распростертом перед ним
длинном и плоском теле с развязанными тесемками кальсон Пушкина, рубит
воздух рукой и выходит.
Никакого отношения к родословной великого поэта наш Пушкин не имеет. Он даже
не знает наизусть ни одного пушкинского стихотворения и путает Дантеса с
Арзамасом.
Зовут Пушкина Васей. Он белобрыс, худ и сутул. Все старания недавно