"Виктор Пшеничников. Тропою джейрана ("Искатель", 1986, № 2)" - читать интересную книгу автора

Виктор ПШЕНИЧНИКОВ

ТРОПОЮ ДЖЕЙРАНА

Повесть

Художник Владимир Неволин

________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:

1 2
________________________________________________________________


1

"...И три дня будешь идти, и три ночи, а все равно не пройдешь. Сорок
несчастий, сорок бед встанут у тебя на пути, и ты покоришься, глупый
человек. Тебя сомнут горы, засыплют камни, опрокинут в бездонную пропасть,
и тело твое разорвет на части злобный зверь. А уцелеешь, не отступишься,
все равно не минует тебя кара аллаха. Сгубит тебя, безумец, пустыня, убьет
неутолимая жажда, и тогда выклюют твои очи грифы..."
Хаятолла открыл глаза. Вещий голос пропал.
Косая тень от бархана медленно разрасталась, подбираясь к босым ногам
Хаятоллы, сплошь иссеченным порезами, сбитым в кровь о камни.
Близкая тень сулила прохладу и облегчение. Однако мальчик, донельзя
изнуренный зноем, не двигался, не искал в ней спасения. Неистовое солнце
вытянуло из него все соки, иссушило тело и умерило волю.
"...Ты дерзнул, слабый человек, ты не внял голосу разума. Так терпи,
несчастный, терпи и страдай. Страдай и терпи..."
Хаятолла терпеливо ждал, пока наползающая закатная тень протянется
еще дальше, загустеет и превратится из сумеречно-серой в фиолетовую,
ночную. Только тогда, с приходом темноты, немного отдохнув, он сможет, не
рискуя встретить кого-нибудь по дороге, войти в свой разоренный, покинутый
людьми кишлак в поисках воды и ночлега.
Вяло прислушиваясь к долетавшим до него редким звукам пустыни,
Хаятолла молча заклинал ночь, чтобы она наступила скорей...
Дважды за барханами, далеко, почти неразличимо, всплескивали
торопливые автоматные очереди. Эхо выстрелов вязло в жарком стоячем
воздухе, глохло и исчезало, ничем не удерживаясь в сознании... Хаятолла
даже не попытался встать и посмотреть из своего укрытия, что там
происходит: долгий дневной переход лишил его сил, отнял желание
шевелиться.
Запрокинув лицо к небу, равнодушный к себе и окружающему, Хаятолла в
полудреме лежал на песке между тощих, просвечивающих насквозь, каким-то
чудом еще живых кустиков верблюжьей колючки и едва различал, где был бред,
мираж, а где явь. И только два слова, два накрепко запомнившихся, как
клятва, слова - "Шибирган" и "Олим" - не могли вытравить из его памяти и