"Марсель Пруст. Против Сент-Бева" - читать интересную книгу автораакадемическое кресло аристократов{36} (например, по поводу вполне
заслуженного избрания герцога де Брольи{37}), заявляя: "Кончится тем, что эти люди станут выдвигать в академики своих швейцаров". Двойственно и его отношение к самой Академии: с одной стороны, он, друг г-на Моле, считает кандидатуру Бодлера, тоже, кстати, своего большого друга, несерьезной, поскольку, по его мнению, тот должен быть горд уже тем, что понравился академикам: "Вы произвели хорошее впечатление, разве этого мало?"; с другой стороны, он, друг Ренана{38}, считает, что Тэн унизился, представив свои "Эссе" на суд академиков, не способных понять его, грозит монсеньеру Дюпанлу{39}, помешавшему Литре{40} пройти в Академию, и на следующий же день после своего избрания говорит секретарю: "В четверг иду в Академию; мои коллеги - бездари". Он пишет статьи, чтобы оказать услугу, и сам в этом признается, но наотрез отказывается положительно отозваться о г-не Понжервиле{41}: "Сегодня он не прошел бы", - пишет он о нем. Ему присуще то, что он сам именует чувством достоинства, он демонстрирует это в величественной манере, которая порой смешна. Его можно извинить, когда, глупо обвиненный во взятке в сто франков, он рассказывает, что написал в "Журналь де Деба" письмо, "тон которого не обманывает - так могут писать лишь порядочные люди". Его можно извинить, когда, обвиненный г-ном де Понмартеном{42} или считая себя косвенно задетым речью г-на Вильмена{43}, он восклицает: <...>. Но он смешон, когда, предупредив Гонкуров о своем отрицательном отзыве о "Госпоже Жервезе" и узнав от третьего лица о сказанном ими княгине: "Сент-Бев чувствует себя прекрасно...", он впадает в исступление из-за слова "разнос" и даже переходит на крик: "Я не делаю разносов!" Это Сент-Бев, отвечающий... похожи на анфилады салона, куда хозяин пригласил собеседников с тем, чтобы расспросить о знакомых им знаменитостях; их свидетельства должны опровергать другие высказанные ранее, доказывая этим, что у человека, которого принято хвалить, есть стороны, достойные порицания, а тех, кто может возразить, причислить к умам другого разряда. Но противоречие кроется не в разногласиях между двумя очередными приглашенными, а в одном и том же человеке - самом хозяине. Сент-Бев никогда не преминет вспомнить какую-нибудь забавную историю, представить письмо, призвать в свидетели авторитетного и умудренного человека, который изображает из себя философа, но только и ждет случая чуточку проехаться насчет обсуждаемого вопроса и доказать, что защитник такого-то мнения на самом деле мыслит совершенно иначе. Г-н Моле, держа в руках свой цилиндр, вспоминает, как Ламартин, узнав, что Руайе-Коллар{44} баллотируется в академики, под влиянием минуты написал ему, Моле, письмо с просьбой голосовать "за", сам же в день выборов проголосовал "против", а в другой раз, проголосовав против Ампера, послал г-жу Ламартин с поздравлениями Амперу в салон г-жи Рекамье. Я порой думаю, не стихи ли - лучшее в творчестве Сент-Бева? В них отсутствует какая-либо игра ума. Исчезли всякие подходы, увертки, чинопочитание. Разорван адский и магический круг, переходя с языка прозы на язык поэзии, Сент-Бев перестал лгать, словно непрерывная лживость держалась у него лишь на искусственной легкости изложения. Как студент перед тем, как перевести свою мысль на латынь, должен сначала обнажить ее, Сент-Бев впервые оказывается перед лицом реальности и непосредственно от нее заражается |
|
|