"Марсель Пруст. Против Сент-Бева" - читать интересную книгу автора

Однако философы, которые не сумели понять, что есть в искусстве
подлинного и независимого от какой бы то ни было науки, были вынуждены
изобразить искусство, критику и т. д. как области науки, в которых
последователь непременно идет дальше предшественника.
Впрочем, к чему перечислять всех тех, кто видит в этом своеобразие и
исключительность метода Сент-Бева? Предоставим слово ему самому{10}: "Для
меня литература существует в неразрывной связи с человеком, по меньшей мере
неотделима от остального в нем... Чтобы понять всего человека, то есть нечто
иное, чем его интеллект, не помешает всесторонне изучить его. До тех пор,
пока не задашь себе определенного количества вопросов о писателе и не
ответишь на них, хотя бы для себя одного и про себя, нельзя быть уверенным,
что он полностью раскрылся тебе, пусть даже вопросы эти на первый взгляд
кажутся далекими от его творчества: каковы были его отношения с религией?
Как влияла на него природа? Как он относился к женщинам, деньгам? Был ли
богат, беден; каков был его распорядок дня, каков быт? Какие пороки или
слабости были ему присущи? Любой из ответов на эти вопросы важен при оценке
как автора, так и самого произведения, если произведение это - не трактат по
геометрии, а литературный труд, то есть такой, куда входит все, и т. д.".
Этот метод, инстинктивно применяемый им на протяжении всей его жизни и
давший под конец ее первые ростки литературной ботаники...
Творчество самого Сент-Бева неглубоко. По мнению Тэна, Поля Бурже и
многих других, объявивших его непревзойденным мэтром критики XIX века, суть
его знаменитого метода в том, чтобы судить о произведениях без отрыва от
человека, создавшего их, чтобы при оценке автора книги, если это только не
"трактат по геометрии", считать немаловажным сперва ответить на вопросы,
казалось бы, не имеющие никакого отношения к творчеству (как сочинитель себя
ведет в жизни...), обложиться всеми возможными сведениями о писателе,
сличать его письма, расспрашивать знавших его людей, беседуя с ними или
читая, что они написали о нем, если их уже нет в живых. Этот метод идет
вразрез с тем, чему нас учит более углубленное познание самих себя: книга -
порождение иного "я", нежели то, которое проявляется в наших повседневных
привычках, общении, пороках. Чтобы попытаться понять это "я", нужно
погрузиться в глубины самого себя, попробовать воссоздать его в себе. Ничто
не заменит нам этого усилия нашего сердца. Эту истину необходимо постигать
на любом примере и... Слишком просто было бы думать, что одним прекрасным
утром мы получим ее по почте в виде неопубликованного письма, присланного
нам другом-библиотекарем, или случайно услышим из уст кого-то, кто хорошо
знал автора. Говоря об огромном восхищении многих писателей нового поколения
творчеством Стендаля, Сент-Бев пишет: "Да позволят они мне сказать им: дабы
разобраться в сути этого сложного ума, ничего не преувеличивая, я,
независимо от моих собственных впечатлений, предпочитаю обратиться к
сведениям знававших его в лучшие моменты его жизни и постигших истоки этого
ума - господа Мериме и Ампер{11}; я выслушал бы и Жакмона{12}, будь он жив,
словом, всех тех, кто много наблюдал Стендаля и ощутил на себе
непосредственное влияние его личности".
Но почему? Почему факт знакомства со Стендалем позволяет судить о нем?
Возможно, наоборот, мешает. "Я" творца заслонено для знакомых другим "я",
которое может во многом уступать внешнему "я" других людей. Кстати, лучшим
доказательством этого может служить то, что Сент-Бев, лично знавший
Стендаля, почерпнувший у господ Мериме и Ампера все возможные сведения о