"Болеслав Прус. Ошибка" - читать интересную книгу автора

- Дрожат, пан.
- Выдумываешь!
- Нет, пан, слышу...
Он взял меня за другую руку.
- Ну, сознайся, - сказал он. - Ты не выучил стихотворения и теперь
пугаешь старого учителя... Это гадко!
Я смотрел на него удивленно, решив, что он с ума спятил. Ну, трясутся
стекла - что тут особенного?
В эту минуту вошла мама.
- Беда, пан Добжанский! - сказала она встревоженно.
Теперь задрожали уже и стены, а стекла дребезжали вовсю.
Учитель отошел от меня.
- Бой идет, - промолвил он глухо. И сел на мой стул, упираясь руками в
колени.
На дворе поднялся галдеж. Мы побежали туда. Наш работник и служанки
разговаривали с каким-то евреем, который ехал на своей таратайке из города.
Он указал кнутом в сторону одинокой хаты, крикнул: "Там, там!" И погнал
дальше худую лошаденку, которая была вся в мыле.
- Там! Там! - повторил за ним работник, указывая на лес, темневший на
краю горизонта.
- Господи Иисусе! - причитала нянька.
Я полез на чердак и выглянул наружу. Ничего необычного. Несколько белых
облаков на краю неба, а ниже - синий лес, выгон, на котором бродят черные и
рыжие коровы. Над ольховой рощей летит аист, возвращаясь к себе в гнездо, -
и больше нигде ничего не видно. Солнце светило, как всегда, воздух был
неподвижен, только порой с юга дул теплый ветерок. День стоял тихий, даже
птицы молчали, не нарушая безмолвия.
Но вот опять дрогнули стены, раз, другой, третий. Я посмотрел в сторону
местечка. Там люди вышли из домов и, стоя на пороге, прислушивались.
"Значит, это и есть война? - подумал я. - Ну, и ничего страшного, я бы
тоже мог воевать".
Вниз я не сходил, рассчитывая, что учитель забудет про меня и от урока
сегодня удастся отвертеться. Но пан Добжанский неожиданно кликнул меня.
- Ну-с, - сказал он, силясь овладеть собой. - Каждый делает то, что ему
полагается. И мы с тобой вернемся к нашим занятиям.
Он сел и приказал мне читать стихи с начала, но вдруг передумал и стал
линовать тетрадь. Он хотел написать мне первую строку, но перо не держалось
в его трясущейся руке. И он сказал, чтобы я сам переписал стихи из книжки.
Я принялся за работу, а учитель шагал из угла в угол. Каждую минуту он
подходил к окну и прислушивался, а порой бормотал:
- Это арьергард... Убрались... Их уже и не слыхать... Правда, ничего
больше не слышно? - спросил он меня.
Я подумал, что учитель мой, видимо, совсем оглох: ведь не только
оконные стекла по-прежнему то и дело дребезжали, - теперь в комнате был
отчетливо слышен еще отдаленный гул, как будто сбрасывали бревна с воза.
Наконец, эти отголоски стали настолько громкими, что их услышал и
учитель. Схватив свою трость и шляпу, он сказал мне:
- Урока не будет, можешь убрать книги в ящик.
На дворе стояли моя мать, почтмейстер и кассир. Почтмейстер вооружился
длинной подзорной трубой. Кассир имел очень довольный вид.