"Вадим Проскурин. Правда в глазах смотрящего" - читать интересную книгу автора

лист, обтянутый брезентом, но издали это сооружение выглядело в точности
как титановый десантный бронежилет.
Приблизившись метров на сто, всадники перестроились в шеренгу и оказалось,
что их не десять, а одиннадцать. Одиннадцатым был монах в сильно
испачканной черной рясе, его лицо заросло бородой по самые глаза, так что
возраст нельзя было определить даже приблизительно. Монах не имел никакого
оружия, кроме двух пистолетов в седельных карманах, но сдается мне, что
эти пистолеты достались ему вместе с первым попавшимся седлом, выданным в
спешке. Самой заметной деталью в облике монаха было гигантское распятие на
груди, которое новые русские называют "крест с гимнастом".
Стрельцы развернулись в цепь, Федор попытался было пропищать "тпру", но
был остановлен железной рукой Усмана, ласково похлопавшей его по спине.
- Не дрейфь, малец, - ободрил его Усман, - прорвемся.
Стрельцы с ружьями переместились на фланги, спешились и стали снимать с
лошадиных спин железные треноги. Все правильно, только неисправимые
оптимисты стреляют с руки из ружья такого размера. Далековато они
спешились, с дистанции сто метров попасть в человека из гладкоствольного
ружья непросто даже с упора.
Командир стрельцов и монах продолжали движение неспешной рысью, метрах в
пяти за ними следовали стрельцы с пиками. Равнение они держали идеально. Я
рассмотрел лицо командира, он, оказывается, совсем молодой, вряд ли старше
двадцати трех, это окладистая борода придает ему более взрослый вид. Усман
тяжело вздохнул и два раза щелкнул предохранителями, приведя в боевое
состояние автомат и подствольник. Затвор он не передергивал, так делают
только голливудские герои, нормальный человек загоняет патрон в патронник
заранее.
Я повторил манипуляции Усмана. Мы молча переместились поближе к краям
телеги, чтобы удобнее было спрыгнуть на землю, если понадобится. Мы
молчали, нет необходимости сотрясать воздух, двум обстрелянным бойцам все
понятно и так.
До всадников осталось метров двадцать, когда юный командир стрельцов
поднял вверх левую руку и лошади остановились, как духи-новобранцы по
команде "стой раз-два". Хорошая у них строевая подготовка.
Командир повернул руку ладонью к нам и Федор натянул поводья, не дожидаясь
другого приказа. Его и не последовало.
Одновременно и практически синхронно мы с Усманом мягко спрыгнули с телеги
и неспешным шагом пошли навстречу стрельцам, держа автоматы в положении
"на грудь". Ремень, впрочем, был снят с плеча, только самоубийцы в ближнем
бою набрасывают автоматный ремень на шею.
- Кто такие? - спросил властным тенором главный стрелец, когда до нас
осталось десять-пятнадцать шагов.
- А вы кто такие? - переспросил Усман.
На лице главного стрельца отразился вовсе не гнев, как я ожидал, а
удивление.
- Если ты еще не понял, мы дорожная стража крымского тракта, - сообщил он.
- А ты кто такой?
- Разве дорожная стража не должна представляться? - спросил Усман.
- Командир второго взвода подольской роты подпоручик Емельянов, -
представился командир и сделал неопределенный жест булавой, который,
должно быть, символизировал отдание чести. - В третий и последний раз