"Петр Проскурин. Число зверя (Журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

вернулись назад и остановились перед неизвестным бродягой. Парень был в
безрукавке, парусиновых брюках и казался откровенно счастливым, курносая
девочка с румяными щечками была в легком ситцевом платьице в мелкий
горошек - теплый ветер трепал подол ее платья.
- Отец, скажи нам что-нибудь, - попросил парень, глядя доверчиво и
ожидающе, и тогда смутные и далекие видения вновь замерцали в памяти отца
Арсения, хотя в лице у него ничего не дрогнуло, не проступило.
- Идите, - сказал он мягко и тихо. - У вас и без моих слов всего много,
не надо жадничать. Вы свою беловодскую страну уже отыскали, зачем же вам
пустые и лишние слова? Вам послан судьбой бесценный дар, глядите, никому его
не отдавайте! Господь вас благословит! Идите, идите!
У девочки глаза сделались круглыми, по-детски изумленными, по лицу
парня пробежала стремительная тень, и он засмеялся - по-молодому бездумно и
радостно.
- Спасибо, отец! Будь и сам благословен, мудрый кудесник! -
поблагодарил он. - А это, если позволишь, тебе на сто грамм, выпей за нас,
за нас сегодня надо выпить! Да, да, обязательно надо, чтобы мы не
заблудились... Нас спасет и остережет твое слово... Прощай, отец!
Они вприпрыжку помчались вверх, к самому собору, видевшему на своем
веку не только Наполеона и Гитлера, но и ляхов, корыстных и легкомысленных,
и злополучного воеводу Шеина. Только зачем одуревшим от своего счастья
ребятишкам было вспоминать прошлое? Полные жажды открытий, они умчались
дальше, к белоснежным облакам в синем небе, к солнцу, - оно может их сжечь,
может и помиловать. Они умчались к строгим грозным крестам, а на заплечном
мешке отца Арсения осталась лежать скомканная пятерка, и он привычно и
радостно перекрестился, - теперь ему хватит хлеба надолго, еще и сухарей на
солнышке можно будет насушить. Он так и сделал, два дня отдыхал, ночуя на
сухом песке на берегу Днепра или на кладбище на другом его берегу, полоскал
в воде и лечил на солнышке потертые, избитые ноги и наслаждался в густых
кустах ивняка покоем, хотя порой его и охватывало лихорадочное ожидание и
нетерпение. Он крепился и не трогался с места, он знал, что должен был
пробыть здесь хотя бы еще несколько дней; он вдоволь ел хлеба и в сумерках
однажды, боязливо раздевшись догола, зайдя на песчаной отмели в реку до
пояса, тщательно вымылся и вернулся на берег со старой, проржавевшей
солдатской каской - он нащупал ее в реке и очистил от песка, плотно
спрессовавшегося в ней за многие годы. Он долго сидел перед ней и думал, и
опять в его памяти стали смутно оживать забытые тени, и он вновь все отверг
и скоро уже пробирался лесами и болотами Валдая, выбирая направление лишь по
одному ему ведомым приметам и признакам, и однажды, опять выбившись из сил,
долго ел на глухой лесной поляне спелую голубику. Отяжелев, натянув на
голову полу плаща, тут же, слегка лишь переместившись под старую,
разлапистую ель на краю поляны, он заснул и проснулся от трубного хриплого
рева, когда еле-еле прорезывалась заря.
Отец Арсений привык к дождям и грозам, и первой его мыслью была мысль о
поздней грозе; он ошибся, - на поляне, весь облитый серебряным сиянием зари,
стоял матерый лось, гордо закинув тяжелую голову и шевеля чуткими большими
ноздрями. Отец Арсений замер - зверь, звавший и жаждавший соперника, был
похож на гранитное изваяние, - в памяти человека шевельнулось нечто далекое
и, опять-таки, давно забытое, он мучился, не в силах вспомнить. В заревой
безветренной тиши возник, разросся и обрушился на леса и болота ответный